Я послал ей эсэмэску:
У меня к тебе важный вопрос по поводу учебы в Мэдисоне.
Она перезвонила через несколько часов. Звонила из машины, и я подумал, что она, наверно, нарочно уехала из дому, чтобы поговорить без помех.
– Ты хотел у меня что-то спросить, – сказала она.
– Да. Интересно, почему мне ты запретила поступать в Мэдисон, а Вуди и Гиллелю – нет?
– Это и есть твой важный вопрос, Маркус?
Мне не нравилось, когда она называла меня “Маркус”.
– Да.
– Но, Маркус, откуда же мне было знать, что они отправились учиться в Мэдисон из-за меня? Да, я очень обрадовалась, когда первый раз увидела их в кампусе. После нашей встречи в Хэмптонах я относилась к ним очень нежно. Когда мы бывали втроем, в этом было что-то очень крепкое, сильное, и я проводила с ними большую часть свободного времени. Про их соперничество я узнала только потом.
– Соперничество?
– Марки, ты же все прекрасно знаешь. Да, они по-своему были соперниками. Это было неизбежно. Помню, как Вуди в Мэдисоне тренировался на износ. Он либо сидел на лекциях, либо шел на футбольную площадку. А если там его не было, значит, он бежал десять миль по лесу вокруг кампуса. Помню, я его однажды спросила: “Вуди, а зачем, собственно, ты все это делаешь?” Он ответил: “Чтобы быть лучшим”. И я не сразу поняла, что он хотел сказать: он хотел быть лучшим не в футболе, он хотел быть лучшим в глазах твоих дяди с тетей.
– Лучшим? Лучше, чем кто?
– Чем Гиллель.
Она рассказала мне несколько эпизодов их соперничества, про которые я раньше не знал. Например, однажды Гиллель предложил Александре сходить с ним и Вуди на концерт одной группы, которая нам очень нравилась и которая выступала там проездом. В вечер концерта она обнаружила у входа в зал только Гиллеля. Он объяснил, что Вуди задержали на тренировке, и они провели вечер вдвоем. Назавтра, встретив Вуди, она сказала:
– Жаль, что тебя вчера не было на концерте. Очень было здорово.
– На каком концерте?
– А что, Гиллель тебе ничего не сказал?
– Нет. Ты о чем?