– Это застенчивость, – сказал я.
– Можно, наверно, и так выразиться.
Анабел, видя, что мы говорим о ней, повернулась к нам спиной.
– Отведи нас к твоему пиву, – сказал Освальд.
Я двинулся следом за ним на кухню, но тут Люси схватила меня за руку и заявила, что хочет кое-что мне показать. Мы поднялись в ее спальню. Под резким светом потолочной лампы она выглядела там как Люси и в то же время как зверек. Я спросил, ради чего она меня сюда привела.
– Ради моего хвоста. – Она повернулась задом и, взяв в руку мех, помахала им. – Хочешь потрогать?
Каждому приятно прикоснуться к меху. Я погладил ее хвост, и она придвинула ко мне ягодицы, стала тереться ими о мои бедра, смещая хвост. Что-то во мне это возбуждало, что-то оставляло холодным. Она взяла мои руки в свои, положила их себе на груди, которые свободно переваливались под пижамой, и провозгласила:
– Я маленькая белочка, и я очень люблю трахаться!
– Ух ты, здорово, – сказал я. – Но ты же созвала вечеринку, на тебе вроде как обязанности хозяйки.
Она повернулась в моих объятиях ко мне лицом, сняла с меня темные очки и прижала лицо к моему. От ее грима шел сильный масляный запах.
– Довелось ли кому-нибудь потерять девственность с белочкой?
– Трудно сказать, – ответил я.
– Будет ли это считаться потерей девственности?
Она просунула язык между моих губ и стала подталкивать меня к кровати. Секс с белочкой, у которой под детской пижамой круглились возбуждающие груди, не был лишен соблазнительности, и Анабел, странным образом, меня не беспокоила; было ощущение, что, перепихнувшись с кем-нибудь, я, может быть, даже повышу свои шансы на ее благосклонность. Но когда Люси потянула мою руку под резинку своих пижамных брючек со словами: “Пощупай, какой я пушистый зверек”, я невольно увидел ее глупость глазами Освальда, который ужаснулся бы, Освальда, чьи личные качества наводили на мысль об Анабел, о ее суждениях, о ее изумленно расширенных глазах; в общем, я убрал руку. Я встал и надел темные очки обратно.
– Извини, – сказал я.
Люси относилась к сексу слишком прагматически, чтобы выказать – а может быть, даже и почувствовать – разочарование.
– Ничего страшного, – сказала она. – Не надо делать ничего такого, к чему ты не готов.
Гримом теперь пахло и от моего лица; вид у меня, должно быть, был такой, словно я ел дерьмо. Зайдя в ванную умыться, я увидел большое коричневое пятно на воротнике белой рубашки, единственной приличной, какая у меня была.
Внизу звучал альбом