– Андреас, эта девушка… зачем тебе нужно, чтобы я ее к тебе отправила?

– Чтобы она поверила в мой Проект. Для нас с тобой это будет лучшая защита. Если она будет на нашей стороне, ее отец не сможет ничего сделать.

– Ясно.

– Аннагрет, это все, поверь мне.

– Хорошо. Хорошо. Но могу я хотя бы взять с собой Мартина?

– Кто такой Мартин?

– Близкий мне человек. С ним я чувствую себя защищенной.

– Разумеется. Тем лучше. Но ты, конечно, – он издал скрипучий смешок, – ничего ему не говори.

Защищенной: вот слово, которое нажало кнопку, соединенную с электродом. Столько лет – а все еще приходит мысль убить ее. Ведь сколько из своей внутриатомной жизни он наверняка, сам не замечая того, выдал ей за десять лет, проведенные вместе! Ему повезло, что она была слишком молода и не поняла тогда, что к чему. Но потом жила с этим и что-то стала осознавать задним числом. О том, что она теперь понимает больше, о своей омерзительной открытости ее стороннему взгляду было почти так же нестерпимо думать, как о том, что увидел Том Аберант.

Ожидая сообщений от нее из Окленда, он трезво, критически посмотрел на себя и увидел, как много позиций сдал в битве с Убийцей. До чего пустяковым, смехотворным выглядело теперь его былое увлечение онлайн-порнографией; сколько трогательной тяги к хорошему было примешано к его плану убить Хорста! Его внутренняя жизнь ныне почти целиком состояла из навязчивого беспокойства за свой облик в интернете – в интернете, от которого веяло смертью, – и из ненависти к Тому, из помышлений о мести ему. Если так пойдет, скоро в нем, кроме Убийцы, ничего не останется. И опять он почувствовал: если Убийца возьмет всю власть в свои руки, он, Андреас, станет мертвецом в прямом смысле. Его-то смерть Убийце и нужна на самом деле.

Поэтому некое облегчение принесла весть от Аннагрет, что Пип Тайлер не повелась на ее рекламу. С ощущением отрадной передышки он занялся менее безумным делом: принял участие в работе над фильмом, который снимал о его жизни, частично основываясь на “Преступной любви”, американский режиссер Джей Коттер, представитель авторского кино. Он на две недели засел в отеле “Кортес” с Коттером и художником-постановщиком; он подолгу разговаривал по телефону с Тони Филд, объясняя ей, как надо играть Катю. Когда вернулся в Лос-Вольканес, был почти готов к осуществлению другой проект, не менее дорогой его сердцу: великолепная куча электронных писем и подковерных соглашений между “Газпромом” и администрацией Путина. Хотя “Солнечный свет” теперь во многом действовал на автопилоте, Андреас лично провел переговоры об утечке и продиктовал условия публикации газетам “Гардиан” и “Таймс”. Для защиты источника потребовалась изощренная отвлекающая работа, был создан непроходимый электронный лабиринт. К Владимиру Путину Андреас питал особую неприязнь, потому что в молодости он работал со Штази, и усиливало эту неприязнь, рождая твердое намерение нанести администрации Путина максимальный ущерб, то, что он предоставил убежище Эдварду Сноудену, о безгрешной чистоте мотивов которого чересчур много говорилось в Сети. В двенадцатиминутном видео, которое Андреас записал для обнародования накануне выхода в свет “Гардиан” и “Таймс” с этим материалом, он был на высоте: искусно язвил Путина и дал тонкую отповедь интернет-деятелям, отвлекшимся на Сноудена – на “певца одной песни” – от его, Андреаса, достижений за двадцать пять лет. Он в очередной раз подтвердил свою способность сполна использовать грандиозные шансы, и это, наряду с перспективой стать героем среднебюджетного фильма с мировым прокатом, очень удачно отвлекло его от проблемы Тома Аберанта.