Или почти ничто. В Лондоне его мать неплохо перенесла противораковую терапию и довольно быстро поправлялась. Если бы в те дни, что он пролежал в своей комнате, он был способен хоть на что-нибудь, он попросил бы ее опять к нему приехать. Ей всегда все в нем нравилось. Самая дрянная мать на свете, для него она была лучшей матерью на свете. Лежа в постели, он принял бы от нее любовь и заботу на любых условиях. Поистине это выглядело едва ли не сутью его состояния.

Он приближался к бетонному мосту через реку, держась в проложенной Педро автомобильной колее, чтобы не ступать в грязь от ночного дождя, и тут услышал впереди, за поворотом, шум переходящего на пониженную передачу “ленд-крузера”. Хорошего в его состоянии было только то, что приближение машины его тревогу не увеличило. Потому что увеличивать ее было некуда. Максимум, что Том мог сделать, – это убить его.

Мысль, что Том может его убить, была, впрочем, сродни ожиданию дождя в пустыне. Не то чтобы облегчение, но причина для того, чтобы продолжать двигаться вперед. Смерть, как бы она ни наступила, положит конец страху перед ней, не дающему дышать; конкретный способ не так уж важен. Но близость между убийцей и жертвой – разве бывает человеческая близость теснее? В определенном смысле Хорст Кляйнхольц был ему ближе, чем кто бы то ни было с тех пор, как он покинул материнскую утробу. И умереть, зная, что Том тоже способен на убийство, – уйти из мира с ощущением, что все-таки не был в нем так одинок, – это тоже казалось неким проявлением близости.

Пища для размышления. Он пошел чуть быстрее; поднял голову, расправил плечи. Каждый шаг перемещал его и во времени немного вперед. Знание, что оставшиеся шаги сочтены, делало боль этой ходьбы не такой нестерпимой. Когда из-за поворота показался “ленд-крузер”, он улыбнулся старому другу.

– Том, – с теплотой в голосе промолвил он, протягивая руку сквозь пассажирское окно.

При виде руки Том нахмурился – казалось, скорее удивленно, чем сердито. На нем была рубашка защитного цвета – типичный журналист-гринго. Андреас видел его недавние фотографии, но сейчас, при личной встрече, то, как он изменился, пополнел, полысел, говорило о количестве прошедших лет.

– Да ладно тебе. Пожми.

Том пожал, не глядя на него.

– Может быть, выйдешь, пройдемся? А Педро поедет вперед с твоими вещами.

Том вышел из машины и надел солнечные очки.

– Очень рад тебя видеть, – сказал Андреас. – Спасибо, что приехал.

– Я приехал не для того, чтобы сделать тебе приятное.