– Ну да. Жизнь – сплошной облом, а потом ты умираешь.

– В общем, вечер был безнадежно испорчен, – вздыхает Фаррелл.

– В последний раз ты там был с Кирией, – говорит Гудрич. – Поэтому вечер был безнадежно испорчен?

– Она поймала меня на второй линии, когда я говорил по телефону. Что я мог сделать?! – Фаррелл пожимает плечами. – Прошу прощения.

– Поймала на второй линии… – Макдермотт с сомнением подталкивает меня локтем.

– Заткнись, Макдермотт, – говорит Фаррелл, дергая Крейга за подтяжки. – Чтоб тебе с нищенкой переспать.

– Ты, Фаррелл, упустил из виду одно обстоятельство, – говорит Престон. – Макдермотт сам нищий.

– Кстати, а как там Кортни? – интересуется Фаррелл, хитро поглядывая на Крейга.

– Просто скажи «нет», – смеется кто-то.

Прайс отрывается от телевизора, смотрит на Крейга, потом – на меня, показывает на экран и говорит, пытаясь скрыть свое недовольство:

– Глазам не верю. Вид у него совершенно… нормальный. Как будто он… вообще ни при чем. Такой… безобидный.

– Дурак дураком, – говорит кто-то. – Проходи, проходи.

– Идиот, он и есть безобидный. Был безобидным. Таким же безобидным, как ты. Но он сотворил все это дерьмо, а ты даже не смог провести нас в «Сто пятьдесят», и что тут скажешь? – Макдермотт пожимает плечами.

– Просто у меня в голове не укладывается, как так можно: казаться таким… элегантным и при этом быть по уши в дерьме, – говорит Прайс, пропустив мимо ушей замечание Крейга и не глядя на Фаррелла. Он вынимает сигару и изучает ее с горестным видом.