Ноги сами поддавались ритму барабана, шлепали босиком по полу, но шлепков не было слышно: удары в барабан заглушали их, не останавливаясь, задавая вечный ритм жизни, становясь пульсирующим сердцем танца. Музыка давала свет во мраке комнаты, она слабым огоньком отскакивала от стен и потолка, колебалась от каждого дуновения ветра, но потом разгоралась с новой силой. Свет был нужен, особенно в этот мрачный и пасмурный день, но оттого более уютный, пусть и дождливый. В такие дни одни и те же капли дождя не высыхают на окне до самой ночи, а светофоры своими чистыми яркими цветами заменяют солнце. Их зелёные, красные, жёлтые цвета отражаются в десятках каплях одновременно, делая из обычных стекол необычные разноцветные витражи. Светофоры мигают, но это незаметно из-за громкого шума капель, бьющих по карнизу. Хотя и на капли никто не обращает внимания, их не слышно из-за бьющегося сердца танца. Книги про рок-н-ролл, подпирающие открытое окно, смотрят чёрными обложками на аллею подстриженных круглых деревьев-интеллигентов и громко вздыхают, шурша страницами. Энергия бунта, скорости, жажды жизни и смерти, обитающая на этих страницах, только усиливает непокорный ветер, который тоже возмущается такому зелёному порядку в природе. Его резкие порывы взъерошивают листья, обрушивают на них ледяную воду с небес. Деревья трепещут, гнутся, но их не слышно, как и самого ветра из-за сердца танца.

Вдоль дороги и аллеи стоят единой стеной, прижавшись друг к другу, чтобы выстоять под столетними грозами, пестрые дома, перебрасываясь цветами своих стен. Сквозь пелену дождя виднеется голубой, серый, красный, жёлтый, багровый, синий (а нет, это уже рекламный плакат). Все они добавляют краску в оригинальные архитектурные решения. Крупные цветы лепнин с длинными лозами и тонкими листьями расступаются, пропуская на фасад головы львов, переходя в особые линии модерна, почерпнутые у берегов самого синего моря (хочется в это верить). Круглые сливные трубы играют в маленькие водопады, заливая мостовую беспрерывными потоками воды, причудливые пальмы в слабо освещенных окнах дома напротив… взгляд продвигался дальше, замечая все больше подробностей этой неповторимой симфонии мокрых улиц. Пусть она была неказиста, прерывиста, с явными ошибками и лишней рекламой, но мы же не в классической Вене Моцарта, нет, мы в свободном северном граде.

Но и этой симфонии на не слышно. Мы до сих пор под властью бьющегося сердца танца: инструмент не замолкает, ноги не останавливаются, они скачут по холодному паркету вдоль обшарпанных стен и высоких окон дальней комнаты, в которую мало кто заходит. Но вдруг барабан затих. Мы испугались: сердце остановилось и огонь исчез в один миг. Без музыки нет и танца. Ноги стоят и мерзнут, мы прижались друг к другу, нам страшно. Танец умер, а что осталось от него? Тишина. Мрачные белые стены и потолки с грязными разводами давят со всех сторон. Они поглотили последний стук сердца. Внезапно раздаётся гром. Мы отпрыгиваем назад. И слышим мир. В нем нет музыки, значит, он молчит. Но мы слышим громкий стук капель о карниз. Капли падают, никого и ничего не боясь. Их много, они шумят, приятно шумят. В окнах промелькнул свет фар, близится ночь. Ноги неслышно подошли к окну и встали на ковёр под подоконником. Мы посмотрели на пеструю улицу, серое небо, вдохнули мокрой свежести солнца дождя и успокоились, ведь музыка снова окружила нас. Только теперь вместо одного сердца бились тысячи и каждое так, как надо. Ноги больше не мерзли. Мы больше не боялись.