– Мы с тобой уже никогда и не заляжем на дно, просто не успеем этого сделать, – задумчиво произнесла Она.
Почему-то я ей тогда не ответил. Мы сидели так на кровати несколько минут, смотря в серый мир за окном. Потом я подался назад и лег на спину. Она склонилась надо мной и стала долго целовать в губы. Концы ее распущенных волос упали на меня. Они пахли сладкой лавандой. Я обнял Ее за талию и притянул к себе. Я кусал Ее за тонкую шею и думал, что, наверное, моя жизнь не так уж и плоха. По сравнению с жизнями многих моих знакомых, она очень даже ничего. Очень даже… Сейчас мне было очень хорошо, и я запомнил эти мгновения на всю жизнь.
Не знаю, сколько времени прошло. Мы лежали на кровати и смотрели в потолок.
– А помнишь, как мы танцевали в Танжере?
– В заброшенной вилле?
– Нееет, как мы после уличного представления танцевали балет. Ну, в смысле пытались… – Она приподнялась, всматриваясь в моё лицо.
– Точно… Я так давно этого не вспоминал.
…Вечерний город, солнце село, заря прошла, огни улиц тускло освещают небо. На небольшой площади танцуют балет. Что-то из французской школы. Люди смотрят, тишина, лишь небольшой оркестр играет на потрепанных инструментах, слушаясь дирижера-араба. Невероятно. В лучах нескольких сильных прожекторов влюбленная пара медленно пела свою безмолвную песнь, скованную в жестких и четких движениях их тел. Над площадью были развешаны маленькие лампочки, заменявшие звёзды.
Закончив очередной танец, двое танцоров ушли за сцену. Аплодисменты. Когда они стихли, то он и она вышли с разных концов сцены. Замерли. Один из музыкантов забил монтировкой о большой чан – как будто колокол вдали… Влюбленные побежали навстречу друг к другу, протягивая руки. Встретились, замерли, не решились. Руки повисли в воздухе и опустились, так и не прикоснувшись к другому. Они склонили головы. Колокол затих. Тишина заполнила собой всю сцену, закрыла проходы между зрителями, законсервировала сияние лампочек на мгновения, остановила мерцание звездного неба, свет мощных прожекторов перестал обжигать. Секунда, две, столетие, минута… И она медленно поднимает голову, смотря на лицо любимого. Он тянет к ней руку, проводит по ее плечу, и музыка срывает тишину, вонзая в сердце тонкую печаль, возникшую в утробе виолончели. Он берёт её за плечи, и они взлетают, поднимаясь над всей грязью, что сочилась из наших душ. Я смог сказать лишь:
– О боже…
И медленно слеза стекала по моему лицу. Как они танцевали… Он не отпускал её хрупкое тело, а она летела, поднимая руки к небу, оставаясь всё такой же легкой, как на воле. Он не удерживал её, лишь поднимал всё выше. Их движения слились, а музыка всё пела песнь