– Вот так живёшь и не знаешь, что уже ввели военное положение… – грустно сказал критик. – Давно пора, давно.

– Видимо, народ поднялся более-менее, раз уже пошла такая пьянка. Вот чего бойся.

– Пусть бояться те, кто там, – критик ткнул пальцем в сторону главной площади. – Их сегодня раздавят, помяните моё слово.

– Ну чего ты гонишь-то? Вот посмотри…

– Ничего мне не говори! Ни-че-го! Я всё равно тебя переспорю. Давайте лучше есть самосу. А то эти индийские пирожки никогда не давали мне покоя… Ммм… Объедение…

После третьей самосы я откинулся на спинку кресла и, приятно потягиваясь, признал для себя, что к кухне этого народа стоит как-нибудь присмотреться, уж больно вкусно сегодня было.

Зазвенел колокольчик над входом, и знакомый голос крикнул:

– А, вот ты где!

Я даже не стал оборачиваться, только поднял руку вверх, подтверждая его слова. Мой товарищ подошёл к нашему столику.

– Здрова, ребята. Ооо! Какие персоны! Здравствуйте, герр критик… – он поклонился, снимая невидимую шляпу.

– Да иди ты, и без тебя тошно, – отмахнулся «тот самый ведущий».

– Скажите, кого вы сегодня втоптали в грязь и публично унизили?

– Слушай, – критик раздражено посмотрел на него, готовясь вскочить из-за стола. – Что тебе не понятно? Тошно от тебя, иди отсюда.

– Да ладно, давай поболтаем. Например, об искусстве, ты ведь в нём как рыба в кляре – очень вкусно устроился, – товарищ облокотился рукой на стол и навис над собеседником.

– Я такой шпаной, как ты, не занимаюсь. Меня привлекают только высшие сферы искусства.

– Высшая сфера искусства у вас под ногами, герр критик. Там всё настоящее и стоящее.

– Последнее предупреждение – и… – он покосился на бутылку, которую держал в руке. – Получишь.

Мой товарищ улыбнулся, кивнул головой и, отходя назад, обратился ко мне:

– Пошли, дело есть.