Ты под небом рассветным останешься,

Встретишь новый рассвет этого мира,

И пойдёшь вперед, но остановишься:

Ты что-то забыл, ты кого-то забыл…

Цвет медленно открыл глаза и медленно поднял их на Зарёва. Один из них залит кровью. Он молча смотрел, заключённый в клетку боли. Но его взгляд был осознанный, не умоляющий, не испуганный, а невероятно спокойный и даже… благодарный. Николай положил свою ладонь на его руку и у него покатились слезы. Жалость – это худшее, что мы можем проявить в такой ситуации к близкому. Но нам же так больно. Цвет слабо шевельнул пальцем и медленно моргнул. Зарёв боялся, что он уже не откроет глаза, но они снова распахнулись и остановились. Последнее, что мы видим в своей жизни – это лик Спасителя.

Николай не помнил, как его окружили врачи и медсестры, не помнил, как его под руку вывели из палаты. Только через пол часа, узнав от доктора, что Антон Цвет умер, он как будто бы проснулся, поблагодарил врача и даже поговорил с ним, смутно улавливая суть разговора.

А я каждую ночь я повторял,

Смотря на звездное небо:

Когда мы умрем, у нас вырастут крылья,

И все сказки оживут наяву…

Когда Зарёв вернулся домой, солнце уже встало. К нему сразу же бросилась Лена. Она уже знала, что Антон Цвет умер. Антон умер… В этом городе у утра такие блеклые краски, что даже сложно поверить в то, что это правда.

– Я сейчас, посижу, потом схожу в душ и посплю, – поцеловав возлюбленную в лобик, сказал поэт.

– Чай с бутербродами сделать?

– Давай.

Коля еле переставляя ноги вошел в гостиную и направился к дивану.

– Что не то, что-то не то во всём этом…

Язык заплетался. Поэт остановился в центре комнаты.