Энгус внимательно наблюдал за нами троими, лицо его было непроницаемо, словно маска. Я не могла смотреть на него прямо – не хотела давать Эллису повод обращать на Энгуса внимание, – но краем глаза видела, как он звенел бокалами на стойке, как мрачно исполнял свои обязанности.

Я не могла представить, что он думает. Должно быть, он понимал, что все не так, как кажется, но в то же время он должен был недоумевать, отчего я просто не скажу ему, что происходит. Я хотела, я отчаянно этого хотела, но я была все равно, что в кандалах. Или он отправится в тюрьму пожизненно, или убьет Эллиса, и его за это повесят.

Местные, все до единого, были такими же каменными и неразговорчивыми, а Уилли-почтарь, когда вошел в бар, сел на свое место, даже не глянув в нашу сторону – словно Хэнк и Эллис вовсе не уезжали и последних тринадцати дней попросту не было.

Я старалась не встречаться глазами с лесорубами, которые были явно озадачены, снова увидев меня в прежней роли миссис Хайд. Про себя я молилась, чтобы никто из них не обмолвился о том, как я трудилась за стойкой, потому что я точно знала: если что и способно отправить Эллиса к телефонной будке, то именно это.

К счастью, лесорубов куда больше заботила Мэг, чем то, что творилось у огня. Сегодня днем доктор Маклин разрешил Мэг работать в баре, хотя на лесопилку ей возвращаться было еще рано. Она была болезненно худа и двигалась с осторожностью, но накрасилась и облачилась в яркое платье, настроившись вести себя как всегда. С правой стороны она была роскошна и безупречна как никогда. С левой… при взгляде на левую у меня на глазах наворачивались слезы.

– Какая жалость, что у нее такое с лицом, – сказал Хэнк, закуривая. – Красотка была.

– Не могу сказать, что обращал внимание, – ответил Эллис. – Но теперь она, безусловно, полная развалина.

Я подумала, вспоминал ли он хоть когда-нибудь о той ночи, когда пытался выломать мою дверь, и имел ли хоть какое-то представление о том, что собирался сделать, если бы ему это удалось.

Когда Мэг поставила перед нами тарелки, Эллис спросил:

– Это говядина?

– Оленина, – ответила Мэг.

Эллис радостно посмотрел на Хэнка.

Я его ненавидела. Ох, как же я его ненавидела. Ненависть ворочалась у меня в животе, словно извивающаяся змея.

Четверть часа спустя в бар, спотыкаясь, вошел старик в потрепанной форме и с пьяной лихостью объявил, что только что видел чудовище.

Уилли фыркнул.

– Снова-здорово, – сказал он.

– Ты, я смотрю, мне не веришь? – недоверчиво спросил старик.

– Ох, боже, нет. С чего вдруг нам тебе не верить? – подал голос Иэн Макинтош.