Минуту Аттикус молчал. Он так посмотрел на мистера Тейта, будто взвешивал его слова. А потом покачал головой.

– Это очень великодушно с вашей стороны, Гек, и я понимаю, в вас говорит ваше доброе сердце, но не вздумайте ничего такого затевать.

Мистер Тейт поднялся и подошел к перилам. Сплюнул в кусты, потом сунул руки в карманы штанов и повернулся к Аттикусу.

– Чего не затевать? – спросил он.

– Извините мою резкость, – просто сказал Аттикус, – но я не допущу, чтобы эту историю замяли. Для меня это невозможно.

– Никто и не собирается ничего замять, мистер Финч.

Мистер Тейт говорил спокойно, но так упрямо расставил ноги, будто врос в пол. Между моим отцом и шерифом шел какой-то непонятный поединок.

Настал черед Аттикуса подняться и подойти к перилам. «Э-кхм», – сказал он и тоже сплюнул во двор. Сунул руки в карманы и повернулся к мистеру Тейту.

– Вы не сказали этого вслух, Гек, но я знаю, о чем вы думаете. Спасибо вам за это. Джин-Луиза… – Он обернулся ко мне, – ты говоришь, Джим оттащил от тебя мистера Юэла?

– Да, сэр, тогда я так подумала… я…

– Вот видите, Гек? Огромное вам спасибо, но я не желаю, чтобы мой сын вступал в жизнь с таким грузом на совести. Самое лучшее – сделать все в открытую. Пускай люди знают все, как есть, пускай будет суд. Я не желаю, чтобы у него за спиной всю жизнь шептались, чтобы кто-то мог о нем сказать: «А, Джим Финч… пришлось его папаше раскошелиться, чтоб вызволить его из этой скверной истории». Чем скорей мы с этим покончим, тем лучше.

– Мистер Финч, – невозмутимо сказал мистер Тейт, – Боб Юэл напоролся на собственный нож. Он сам себя заколол.

Аттикус отошел в угол веранды. И уставился на ветку глицинии. До чего они оба упрямые, каждый на свой лад! Интересно, кто первый уступит. У Аттикуса упрямство тихое, его почти никогда и не заметишь, а все равно он ужасно неподатливый, не хуже Канингемов. Мистер Тейт не такой сдержанный, он рубит сплеча, но он такой же упорный, как мой отец.

– Гек, – сказал Аттикус, все еще стоя к нам спиной, – замять это дело – значит просто-напросто закрыть для Джима дорогу, к которой я старался его подготовить. Иногда мне кажется, что я никуда не годный отец, но, кроме меня, у них никого нет. Прежде чем посмотреть на кого бы то ни было, Джим смотрит на меня – и я стараюсь жить так, чтобы всегда иметь право в ответ смотреть ему прямо в глаза… А если я пойду на такое попустительство, я уже не смогу спокойно встретить его взгляд, и с этой минуты он для меня потерян. Я не хочу терять его и Глазастика, ведь, кроме них, у меня никого нет.