Светлый фон

 

Мне позволено написать принцессе, хотя навестить ее пока нельзя. Я терпеливо сношу запрет, я уверена, что король призовет ее ко двору. Королева Джейн говорит о ней тепло, она просит моего совета по поводу новой одежды, которую хочет послать принцессе, и плаща для верховой езды. Мы вместе выбираем новое платье и несколько рукавов глубокого красного цвета, которые, я знаю, ей будут к лицу, и отправляем все это с королевским гонцом на север, всего за тридцать миль, в Хансдон, где принцесса готовится к возвращению ко двору.

В письме я спрашиваю о ее здоровье, о том, счастлива ли она. Рассказываю ей, что мы скоро увидимся, что мы снова будем счастливы вместе, что я надеюсь, что король позволит мне управлять ее домом и все будет как раньше. Я пишу, что двор снова спокоен и весел, что она найдет в Джейн королеву и друга. Я не упоминаю, что у них много общего, поскольку разница в возрасте у них – всего восемь лет, только Мария, конечно, рождена и воспитана как принцесса, а Джейн – ничем не отличившаяся дочь сельского рыцаря; и жду ответа.

 

Дорогая моя леди Маргарет,

Дорогая моя леди Маргарет,

мне так жаль, мне так грустно, что я не смогу вернуться ко двору и снова быть с вами. Я, к несчастью, оскорбила своего отца короля, и, хотя я сделала бы все, чтобы быть ему послушной и почтительной дочерью, я не могу ослушаться и не чтить свою праведницу-мать и Господа своего. Молитесь за меня.

Мария.

Мария.

 

Я ничего не понимаю, поэтому тут же иду в покои короля, чтобы найти Монтегю. Он играет в карты с одним из братьев Сеймуров, которые теперь выбились в люди, и я жду, пока игра закончится, посмеиваясь над тщательно продуманными проигрышами Монтегю. Генри Сеймур сгребает свой выигрыш, кланяется мне и уходит прочь по галерее.

– Что случилось с принцессой? – напряженно спрашиваю я, сжимая в руке письмо, спрятанное поглубже в карман.

– Король не допустит ее ко двору, пока она не примет присягу, – коротко отвечает Монтегю. – Он послал к ней Норфолка, который обругал ее в лицо и назвал изменницей.

Я растерянно качаю головой:

– Зачем? Зачем королю настаивать, чтобы она теперь приняла присягу? Королева Катерина умерла, Анна мертва, Елизавета объявлена незаконной, у него новая королева, и она – Господи, прошу Тебя – родит ему сына и наследника. Зачем ему настаивать, чтобы принцесса приняла присягу? В чем смысл?

Монтегю отворачивается от моего встревоженного лица и делает несколько шагов.

– Не знаю, – просто отвечает он. – Смысла никакого. Я думал, что, когда Болейн умрет, все наши беды кончатся. Думал, что король помирится с Римом. Я не понимаю, почему он настаивает. Особенно я не понимаю, почему он по-прежнему против своей дочери. С собакой так не говорят, как с нею говорил Норфолк.