– Расскажи мне еще про Хоуп, – говорит Гус, заводя машину.
И я рассказываю, какая она была смешная и упрямая в детстве и как я никогда не знала, правильно ли ее воспитываю. И как я поняла, сколько лжи люди говорят в повседневной жизни, просто так, без особого повода, и мы не замечаем этого, пока рядом не появляется тот, кто все понимает буквально. И как с ней бывало трудно. И какой у нее талант к музыке. И тут в истории появляется Дейв.
Тогда Гус рассказывает мне о Люси, как она вселила в него уверенность, как помогла не уйти с медицинского, как он не рассказал ей о своем брате и как появилась Шарлотта.
Гус так сконцентрирован на дороге, что не отводит от нее глаз, хотя это всего лишь две полосы с бетонным отбойником посередине. Но иногда легче что-то рассказывать, не глядя человеку в глаза. Я понимаю. Он сворачивает с главной дороги, и мы какое-то время едем по пустынному городку, пока он не признается, что, кажется, не туда свернул и не знает, где мы. Он останавливает машину на улице и пытается поменять язык в навигаторе. В конце концов ему удается сменить итальянский на другой язык, по-моему, русский. Но вместо того чтобы посмеяться над этим, он вдруг хватает меня за руку с такой силой, что я пугаюсь.
– Ты меня теперь ненавидишь, да? – спрашивает он.
– Почему я должна тебя ненавидеть?
– Потому что ты такая честная и правильная, а я подлец!
– Я не могу ненавидеть тебя, – говорю я. – Я тоже не всегда бываю правильной.
И я рассказываю ему про Лео, пока мы кругами ездим по односторонним улицам и пока наконец Гус не замечает указатель на Винчи. Мы выезжаем из города на дорогу, она идет вверх, на холмы, и дальше извивается в самых непредсказуемых поворотах, конечно, без единого фонаря.
Когда свет фар выхватывает указатель на «Виллу Винчиана», нарисованный от руки, я вздыхаю с облегчением. Нам все-таки удалось найти дорогу назад. Но мне хочется, чтобы мы продолжали ехать дальше. В машине мы словно в исповедальне, здесь можно говорить только правду. И ни один из нас еще не рассказал полной истории своей жизни.
Машина скачет по проселочной дороге, и мы заезжаем на парковку, выбивая гравий из-под колес. Гус выключает машину, и мы остаемся в тишине и полной темноте. Все те вопросы, которые можно было обсудить на ходу, теперь кажутся слишком личными и неловкими.
– И ты стала писательницей? – спрашивает он.
– Нет, я пишу только в свободное время. Знаешь, все говорили, «когда Хоуп встанет на ноги», но никто не думал, что это когда-нибудь произойдет. И вот она выросла и стала независимой, и я почувствовала, что ничего не сделала в своей жизни. И тогда я начала писать книгу. Чтобы придать своей жизни хоть какую-то ценность и смысл. И, наверное, отчасти ради того, чтобы иметь историю нашей жизни, если Хоуп вдруг захочет знать о том, как она жила раньше, хотя, если честно, вряд ли она захочет…