Я выдохся и мне больше нечего добавить, но Птаха явно улыбается.
— Ты знаешь, Пташка, что твоя старуха прислала сюда все ее бейсбольные мячики? Честное слово. Это я предложил. Надеюсь, ты не в претензии. А теперь, черт возьми, я даже не знаю, что ему и сказать, этому Вайсу. С него станется принести тебе эти мячи самому, и тогда все выйдет наружу… Подумать только: она все время хранила эти мячи. Ринальди говорит, они покрыты плесенью, так что они у нее, наверно, были зарыты. Может, она закапывала их там, где мы искали клад. Может, ей удалось нас опередить, и она выкопала их прямо у нас под носом. Это объясняет, почему там была яма.
Птаха смотрит на меня во все глаза. У него такой вид, будто он хочет сказать, что я сошел с ума. Мне приходит в голову, что он, может, прав. Что, если они пришлют Птаху в Дикс недели через две, а я там уже буду сидеть на корточках в общей палате и бросаться дерьмом в любого, кто ко мне подойдет? А он подсядет ко мне, держа перед собой наподобие щита крышку от мусорного бачка, и заговорит со мной о разведении голубей и о том, как мы катались на коньках, как сбежали в Уайлдвуд и о подобной чепухе.
Господи, как это было бы здорово — перестать сдерживаться и притворяться, выпустить все наружу, орать и вопить, как Тарзан, бегать по стенам и пробивать их насквозь, плевать, ссать или испражняться на каждого, кто подойдет! Господи, как это было бы хорошо! Что же мешает мне это сделать? Ранение в голову у меня достаточно серьезное, я смог бы сделать это, если бы действительно захотел. Никто не стал бы меня осуждать.
…
…