Удивлённый кузнец с сыном снял с коня полуживого, незнакомого, хорошо одетого седока. Лекаря в селе не было и кузнец, жалея раненого, перевёз его в свою избу.

Ушедшие за зверем далеко вперёд волкодавы, вернулись ни с чем. Матёрый волк сумел их перехитрить. Собаки наткнулись на раненого конюха и привели к нему подмогу с конезавода. Конюха погрузили на подводу, рядом с мёртвым Жоржем. А их промёрзшие кони сами поплелись сзади.

В жарко натопленном доме Савелия Буре, перевязанный бинтами, конюх рассказал своему директору про кровавую драму, разыгравшуюся на охоте в лесу, и взглянул на него вопросительным взглядом.

Сам, ничего не понимающий, Савелий, постоянно обтирающий носовым платком потное от страха лицо, послал, было людей, чтобы отыскать немца, но как на грех, разыгравшаяся к ночи, метель скрыла все следы.

Савелий честно пытался представить себе обстоятельства, или хотя бы набор эмоций, руководивших действиями его брата. Но не смог. И ему пришлось просить конюха умолчать правду и списать смерть Жоржа и исчезновение немца, как и породистого коня на, вроде бы напавшую на них стаю волков.

Он потом долго трясся за свою шкуру и должность и желал смерти несчастному конюху, считая его главным врагом своей сытой жизни. Но тот выжил и не выдал директора до конца своих недолгих лет. Может ещё и потому, что ни о пропавшем немце, и о Жорже Буре никто, никогда так и не поинтересовался.

3

3

Дитрих прощался с Натальей тяжело. Он так и не понял, когда она так запала ему в душу. Возможно, когда нежно с жалостью промывала и обрабатывала его рану. Толи, когда, ласково улыбаясь, кормила его раненного с ложечки. Или тогда, когда он немного оправившись, жаркими объятьями и поцелуями притянул её к себе в кровать и страстно её любил, или потом, когда они жадно ждали уединения в справной и тёплой избе кузнеца.

Дитрих плохо знал русский язык и их любовь продолжалась почти без слов, на одной лишь нежности. Потом Наталья, стыдливо пряча глаза, углублялась в свои обычные дела по дому, который содержала в идеальной чистоте. Жарко топила печь и еду готовила на всю семью очень вкусно. Видно было, что с душой.

А Дитрих любовался ею из — за ситцевой занавески, покуда кузнец со своим младшим сыном Егором с рассвета и до заката трудился на кузне, а его жена возилась с многочисленной скотиной.

А поздним вечером, виновато взглянув на Дитриха, Наталья уходила спать Егором в их, отгороженный шторой угол. Она понимала, что долго так продолжаться не может, но, как голодная два месяца изменяла мужу, словно и не боялась, что когда — нибудь он её прибьёт. Её или немца.