Дни становились заметно длиннее, и весна уверенно брала своё! С каждым днём земля становилась суше, красочнее и живее; с каждым днём теплый воздух всё больше звенел от переклички перелётных птиц: всякая пичужка с радостью оповещала, что она жива и ищет пару. И везде слышались разные по звучанию, но одинаковые по значению звуки, ликующие и славящие жизнь. Многоголосье природных певцов поражало слух! Каких только не услышишь звуков! Начиная от тончайших дискантов пигалиц и сверчков и заканчивая басовитым и трубным криком крупных птиц, полнилась округа. А вот зверь молчал, он свои свадьбы отгулял значительно раньше.

Откликнулось на весенний зов природы и сердце Прохора! Откликнулось, не посоветовавшись ни с рассудком, ни с благопристойностью: ему, как говорится, не прикажешь! В буйстве весенних чувств сердце парня временами заходилось в трепетном беспокойстве. Оно рвалось к старой берёзе…

Мысли о Янинке уже полновластно владели всей сущностью Прохора. Марылька, конечно же, не знала достоверно причину его тоски и странной скрытности, но женское сердце не обманешь: оно чувствовало соперницу. Замкнутость Прохора часто являлась причиной ссор и размолвок. Так продолжаться больше не могло! «Надо что-то делать!» — решился Прохор и в первый же весенний объезд угодий свернул на дорогу со старой берёзой у обочины. Только на этот раз он намеренно направил Орлика по этой дороге.

Но не оправдались его надежды случайно встретить Янинку. Ни в этот раз, ни в следующий. Напрасно кружил он по окрестным лесам, напрасно напрягал зрение, надеясь разглядеть вдалеке девичью фигуру. Но в жизни людской есть такое простое, но мудрое выражение: «Ищущий да обрящет», и на четвёртый раз судьба всё же покорилась воле человека…

Янинка еле пережила суровую зимнюю пору. Она стойко переносила полуголодное существование, когда пустому урчанию в животе вторили такие же голодные завывания волков и протяжные стоны беснующихся вьюг. Но это было ничто по сравнению с муками душевными. С женитьбой Прохора одним махом рухнули все её мечты, и никакие заклятия и привороты не смогли дать Янинке хотя бы искорку надежды на счастье.

Серафима тоже никак не могла взять в толк, почему так непредсказуемо действует всё её колдовство.

— Кажись, оберег заговоренный отводит всю силу заклятий… — неуверенно предполагала она. — Словно на стену натыкается, словно другая сила противостоит нам, — говорила она Янинке, а сама с тревогой ещё и домысливала: «Неужто его это дух? Непохоже! Ох, объявилась, кажись, на мою голову ещё одна… и понять неможно, откудова силища такая исходит! А может, Янина втихаря что вытворяет?» — И подозрительно глянув на дочку, Хима с раздражением рассуждала: «Эта упрямая овца может! С неё станется!»