Светлый фон

– Осоловенила маненько, – прошамкал стоящий сбоку от Карташовой старый крестьянин с блестящей лысиной на макушке и игривыми курчавыми завитками белых волос по краям головы.

– Акстися, акстися, акстися…, – как заведенный трижды повторил другой мужичок, единственный, кстати, на голове которого оказался почему-то неснятым старый треух. Все остальные стояли вокруг с непокрытыми головами, причем сделали это задолго до прибытия царя и без какой-либо команды свыше.

Отец Паисий вместе с избранными монахами встретил императора и его свиту уже у самых мощей. Выглядел о. Паисий после всех событий прошедшей драматической ночи напряженным и осунувшимся. Все черты его лица заострились. Особенно поражала молочная бледность его лица, контрастно оттеняемая черными полами игуменского клобука. Губы его слегка подрагивали – он явно творил про себя молитву. Государь приложился к иконе преподобного Зосимы, которую держал в руках на большом малиновом рушнике отец Иосиф. Вслед за ним к иконе стала подходить и свита, и первым из нее приложился к иконе сухонький, затянутый в узкий сюртук по виду чиновник с небольшим востреньким носиком и кругленькими очками-пенсне. Это был ни кто иной, как Константин Петрович Победоносцев, не так недавно назначенный на должность обер-прокурора синода. Он действительно совсем не выделялся на фоне царской свиты, хотя именно ему принадлежала решающая роль во всех происходящих событиях. В конце концов от него зависело окончательное решение о прославление преподобного Зосимы, говаривали, что и вся идея с поездкой царя на это прославление имеет во многом его авторство.

Перед началом молебна произошло еще одно событие и тоже не обошедшееся без своеобразного «эксцесса». К государю поднесли Лукьяшу. Разумеется, Владыка Зиновий уже во всех красках и подробностях изложил ему судьбу исцелившейся при прикладывании к мощам преподобного девочки. Он упустил только обстоятельства этого прикладывания. Любые напоминания о недавнем «монастырском побоище», разумеется, оказались под строжайшим запретом и попали в разряд анафематствующего «табу». Он даже хотел удалить из монастыря и пострадавших людей – перевести их в городскую больницу. А то вдруг государь захочет пройтись по монастырю и – не дай Бог! – посетит монастырскую богадельню. Но идея эта пришла к нему слишком поздно. Точнее, пришла не сама, а донес ее до него отец Софроникс, явившись с докладом о результатах по поиску взрывчатки уже глубокой ночью. Чуть поразмышляв, Владыка решил не затеваться со столько хлопотным делом, тем более, когда и других забот по встрече царя хватало.