V

Третья встреча

Через час, проводив отца Паисия и Митю (Дмитрий Федорович сам идти не мог – помогали дежурные солдаты), несмотря на то что едва стоял на ногах, Иван входил в камеру к Алеше. Алексей Федорович сидел на кровати, привалившись к стене и откинув назад голову. Вся ее верхняя часть была замотана бинтом, под которыми что-то еще топорщилось, видимо, вата, так что бинты эти были похожи на некий белый колпак, воздвигнутый на голову. Алеша хоть и выглядел бледным и как бы уменьшившимся в росте, был в уме и, похоже, при достаточно нормальном самочувствии, если, конечно, можно так говорить о самочувствии человека, который насколько часов назад пережил собственный расстрел. Иван с большой белой свечой на подсвечнике, не говоря ни слова, прошел и сел за стол, поставив на стол свечу и тут же отодвинул ее от себя как можно ближе к Алеше. Сзади противно заскрежетали камерные затворы, так что Иван сморщился, едва вынося пронзительные металлические звуки.

– Ну, что Алексей Федорович, как поживаешь после всего?.. Живой?..

Алеша молчал, он кажется даже едва пошевелился, пока Иван входил в камеру и садился за стол.

– Живой, говоришь… А знаешь ли, что недалеко, в двадцати метрах от тебя, в церкви тюремной сейчас два гроба стоят?.. И двое там за ради тебя жизни лишившиеся?.. Такие-вот игрушки судьбы. Солдатик один, расплатившийся за ворону… Это тот, что в тебя попасть должен был. И попал – попал… Х-хе-хе!.. У него ведь единственная пулька для тебя была. Тебе предназначенная… Ишь – Бог есть!.. Если ли Бог, Алешка, – а?.. Я ведь, когда ему вкладывал эту пульку, так про себя решил. Что решил?.. А что я решил, правда?.. Что просто инсценировать расстрел – нет, это не годится. Это детские игрушки для революционеров… Нет, должно быть и что-то настоящее. Вот – как эта пулька. Патрон, то есть, который я и вложил ему в затвор. А там уж – как Бог решит. Ха-ха!.. Бога нет, но Он все-таки решить должен!.. Потому что он – ОН!!!… Даже если Его нет, Он все равно решить должен!.. Понимаешь ты, Алешка, мою ахинею – а?..

Алеша не отвечал, но странно, что Ивану как бы и не нуждался в его ответах.

– Я тогда решил: убьет он тебя – и я за тобой сразу же отправлюсь. Чтобы вместе, так сказать, явиться пред белы рученьки Божии… Революционер и охранитель… И оба, как оказалось, готовы своих ближних убивать… Да, брат брата… Как бы Бог наше дело с тобой разбирать стал – любопытно же ведь… А?.. Ну, а если нет Его – то и вместе канем в бездну… В нуль превратимся, даже в два нуля… Удивительно!.. Удивительно, как, однако, все разрешилось… Я ж уже собирался вогнать себе пульку в мозги из револьверта моего любимого… А тут докладывают, что дескать, ты живой… Вот – незадача!.. И как незадачу, то есть задачу эту разрешить теперь? Есть ли Бог или Его нету – какой вывод из этой задачи? Из того, что ты оказался живой – а?.. Удивительно!.. Пуля прошла над головой, но голову твою все-таки шандарахнуло… Это что?.. Это что тебе – во очищение твое что ли?.. Почему ты остался жить – а, Алешка?.. И я же за тобою тоже остался. Чего Бог хочет от нас?.. Но другие жизни-то забирает, да так забирает, что вновь начинаешь сомневаться, а не чистый ли случай все это?.. И нет никакого Бога.