Гульсун рассмеялась и, ткнув Батийну в плечо острым пальчиком, добавила:

— А мне иногда страшновато. Как подумаешь, старик еще заколдует меня…

— Пустое. Зря ты боишься, — сказала Батийна со смешком. — Мужчины самого аллаха не страшатся, а нам чего перед мужьями робеть?

Гульсун наморщила лоб. «А что, правду говорит Батийна. Какое этому старику дело до того, кто ко мне ездит? Чихать мне на его проклятья, а я поблаженствую со своим желанным Асанбаем».

— Верно, эже, — подхватила Батийна, угадав мысли Гульсун. — В этой жизни нет, наверное, ни одного благодарного мужчины. Сколько я ни старалась, хотела понравиться, все делала в угоду. А он меня?.. Плеткой… Натерпелась. А ты молодая, веселись и радуйся со своим милым. Смотри только, чтобы о злой язык не уколоться. И никто не посмеет тебе слово поперек сказать.

Неизвестно, кто тут виноват: то ли старый муж, то ли ночной бродяга-ветер? Но Гульсун, «до которой никто не смел дотронуться», нескрываемо изменялась. Все чаще ее клонило ко сну. Изнемогая от головокружения и тошноты, она полеживала на расписной кошме, а то и где придется. Лицо Гульсун покрылось крупными конопушками, припухло, на щеках появились сероватые пятна.

Как-то Турумтай предупредила Батийну:

— Кажется, наша свекровь понесла. Присматривай за ней. Чтобы никто не испугал. Надо беречь молодуху — первый ребенок будет.

Узнал и старик Атантай, что Гульсун беременная. Но ничуть, кажется, не обрадовался, что в восемьдесят лет выпустит из своего гнезда еще одного птенчика. Содрогаясь от лихорадки, он сокрушенно пожурил Гульсун:

— Допрыгалась… Ах ты непутевая!.. Наперед знал…

Опершись трясущимися руками о подушку, он хотел было приподняться, но что-то у него хрустнуло, и старик повалился навзничь.

С того дня Атантай лишился речи. Он не мог уже сказать: старость ли его одолевает, или какая болезнь точит тело. Пролежал безмолвно и недвижимо три дня, а на четвертый на глазах у своих сыновей и снох вытянулся, седая бородка задралась вверх, и он навсегда успокоился.

Смерть престарелого человека, прожившего долгую жизнь, — весть сама по себе не очень-то печальная для его родственников. Тем не менее похоронить его со всеми присущими почестями — святой долг всех близких покойника. Старик умер. Но имя его продолжает жить и в старшем сыне Кыдырбае, и в младшем Алымбае, и в братьях и сестрах.

Едва Атантай закрыл глаза и душа его рассталась с телом, несколько гонцов верхами поскакали по окрестным аилам, оповестить родственников и близких о печальной утрате.

Домочадцы же кинулись искать Гульсун.