— А кто такие ган-гуны?

— Они учатся в какой-то школе. Их обучают драться. Прямо подошвами бьют по щекам друг друга. А головой как даст по носу, так кровью зальешься. Ох и страшные драчуны…

— А учатся в городе девушки?

— Русские и татарские девушки учатся в медресе. Они бегают вместе с ребятами, прыгают, как козы, и ничуть не стесняются. Сарты своих дочерей не учат. Киргизских девушек не видел ни одной.

Батийна глубоко задумывается, смотрит перед собой. Интересно, как те женщины, что учатся, потом живут ли с мужьями? О боже! Когда же наконец дочери киргизов будут учиться в медресе, когда откроются у них глаза? Дожить бы до такого дня, и умереть можно. Ничего бы не было жалко.

Встреча

Шло время, но Алымбай не менялся, по-прежнему был нелюдим и мрачен. Когда Батийна просила его рассказать аильные новости, он злился:

— Дьявол ты, не женщина! Ты думаешь, большие люди мне новости рассказывают?

— Несчастный рохля! Ни за что ни про что избить меня плеткой тебе ничего не стоит. Вроде бы грозный мужчина. А мужского слова от тебя не слышу. Как бычок мычишь… Настоящий мужчина раньше других знает, что делается в мире. Ты сын уважаемого человека. И никто тебе не мешает побывать на сходе и посидеть среди старших. Последнее время стало очень неспокойно. Говорят, белый царь воюет то с жапаном, то с германцами, царь больше стал собирать податей. Солдаты волостного — эти пройдохи и сорвиголовы — прямо с пастбищ угоняют лошадей и верблюдов. Даже веревки, арканы, мешки отбирают. А наши честные хвастуны и горлопаны им поддакивают раболепно. У Асантая, который едва-едва сводит концы с концами и содержит сирот Сыяды, был единственный конь. И его только что угнал этот брехун и негодяй Джарбан.

Толстые губы у Алымбая вздрогнули, и он буркнул:

— А что я поделаю, если у Асантая угнали единственную лошадь? Если надо, рассыльный болуша заберет и моего жеребца.

— Об этом я тебе и толкую! — объяснила Батийна. — Все, кто стоит над бедняками, слишком распускают руки — отбирают, присваивают, что ни попадя. Жалобу бедняка никто не выслушает. Даже такие, как ты, не хозяева над своими конями. Недавно прошел слух, что скоро джигитов начнут брать в солдаты. И, чтобы хоть немного пронять мужа, Батийна сокрушенно добавила. — А вдруг тебя посадят, как коршуна, на жеребца и увезут в солдаты? Что тогда мне делать?

Алымбай насупился.

— Ты посмотри на нее! Ей хочется поскорей отправить меня в солдаты. Ах ты потаскуха! Пусть попробуют взять меня в солдаты! Я не уйду, пока тебя не зарежу, нечистая твоя сила!..

Батийна вздыхает: «Ну и послал мне бог счастье! А что, если я потихоньку убегу в город? Смогу ли там я в женской одежде показаться на улице? Наверное, нет. Женщин ведь не берут на работу. А если я сбрею косы, оденусь мужчиной? Пойду подметать дворы богатых сартов и татар, а ночью буду ходить в медресе, а? Как было бы хорошо научиться самой читать! Я попросила бы у главного муллы Коран и узнала бы всю правду про шариат. Потом можно бы поспорить с муллами-недоучками из аила и доказать им, что они отъявленные лжецы, что их шариат — сплошной бред и вранье. Потом я стала бы защищать всех обездоленных и обиженных, как Канымбюбю, стала бы им помогать шариатом».