Батийна ехала и думала: «И у киргизского муллы, и у обычных людей я много спрашивала, где путь к свободе, но правды так и не нашла. И никто не сказал, когда наконец затоптанные нынче женщины обретут свободу. Если он настоящий ясновидец, он откроет мне спрятанную правду».
Но, увы, не суждено было ей встретиться с андижанским пророком. Люди сказали — заезжал какой-то посторонний человек в аил. Не то сарт, не то ногаец, не то киргиз, — нос с орлиной горбинкой, широкий открытый блестящий лоб. Кучерявая блестящая бородка. Из озорных глаз так и сияет, мол, лукавая улыбка. Вся грудь покрыта такими же кудрявыми, как борода, черными волосами. Волосы и на ногах, и на руках. Не похоже, чтоб простой смертный. И одет не по-нашему. А на чем ездит? Не сразу в толк возьмешь: то ли лошадь, то ли мул, то ли осел. Очень странное животное. Такие у нас не водятся.
— Он показал тут такие чудеса, что у всех глаза на лоб полезли, — говорил один, — обоюдоострым ножом со всего маха ударил себя в обнаженную грудь. Нож вонзился по самую рукоять и, лязгнув, уперся в лопатку. Потом вытащил нож, и не то что раны, ни единой царапины на груди. И нож — чистый, сухой, ни капельки крови… И это еще не все. Докрасна накалил кривой серп из аглицкой стали, несколько раз приложил его к языку, язык даже зашипел, но дым не пошел и язык не сгорел.
— О чудо-человек! — перебивал другой. — А как интересно и забавно он заставлял целоваться железку-мужчину с железкой-женщиной. Засучив рукава выше локтя, он с улыбкой сказал: «Правоверные, глядите, вот мои руки. Сейчас я возьму две железки, и если они друг другу понравятся, если меж ними вспыхнет искра любви, они притянутся друг к другу и поцелуются». В одну руку он взял большое, с кулак, черное железо, а в другую — белую железку. Когда поднес их друг к другу, они, звонко цокнув, слиплись — поцеловались, значит. Черное железо целовало даже у молодых женщин булавки, иголки. И он все время приговаривал молодайкам: «Кто из вас любит своего мужа, значит, иголка той поцелует мое железо». И все железки тянулась к черному железу: «чык-чык», — слышалось в юрте. А жена Суксуна не любит своего мужа, изменяет ему, так ее крупное ожерелье черное железо ясновидца даже не стало целовать. Вот здорово! Все отгадывает.
Батийна — какая жалость! — не застала ясновидца, зато вдоволь наслышалась о нем чудес и небылиц. Дома ее ждал, конечно, не чай, а разгневанный муж. Упав с жеребца и получив нахлобучку от Турумтай, Алымбай с нетерпением поджидал Батийну — сорвать на ней свою злость. И не успела она сойти с кобылицы, как он зарычал: