Когда в большой чашке на дастархане появилось сладкое мясо молоденького жирного ягненка, он обратился к Качыке:

— До меня дошли слухи, что мой малай Текебай сотворил большую глупость. Говорят, он напал на женщину… Непростительный грех. Никто его не посылал на такое гадкое дело. Недаром говорится: «Дурак от хорошей пищи сходит с ума». В тот день, говорят, ездил он по юртам и перепил кумыса. Видимо, дурень, опьянел, вот и разбушевался и оскорбил твою джене. Прости меня, Качыкеджан. Как ни говори, это мой работник сделал подобную пакость. Приношу свои извинения перед всеми вами. Слава создателю, ничего страшного не произошло. Пусть и впредь царит мир и спокойствие. Народ наш нуждается, в согласии, а не в зряшных раздорах.

Батийна, видя, что сам Серкебай склонил перед ней голову, смягчилась.

Якименко потом не раз допытывался:

— Ты скажи, товарищ Казакова, кто тогда посылал убить тебя?

Но Батийна отмалчивалась.

Якименко качал головой:

— Ай-ай-ай, товарищ Казакова, жалеешь классовых врагов. А они тебя не пожалеют. Будь настороже. Враги, они коварные и злые.

Как и предполагал Якименко, Серкебай, склонив перед Батийной свою седую голову, не успокоился. Считая, что честь его глубоко задета, он клятвенно сказал себе: «Ну, погоди, разнузданная смутьянка! Тебя еще покарает моя седая борода. Плевать, что какие-то дурни струсили, я подобью на это дело твоего же мужа-медведя. Конечно, если он не последний тупица, то мне удастся в нем разжечь ненависть… И он наточит свой нож против тебя…»

Алымбая не пришлось долго упрашивать.

— Э-э, Алымбайджан, ты всегда казался мне бесстрашным сыном тигра Атантая. Отец твой не позволял, чтобы над ним кто-то насмехался. Думаю, в твоих жилах течет его же кровь, а? Так что давно пора взять в руки свою джене. Чужие ноги топчут твою постель… Куда приведет такая жизнь, о боже?..

Алымбай понял, чего от него хотят, и взвинченный вернулся в юрту.

С занятий в школе вернулась и Батийна. Не успела переступить порог, как муж налетел на нее. Он решил во что бы то ни стало покончить с Батийной, которая перестала, мол, стыдиться людей.

Раньше он наваливался на нее с медвежьей хваткой и бил куда и чем попало. Теперь он выхватил кинжал из-за голенища высоких валенок и нацелил острием прямо ей в грудь.

При виде сверкнувшего у нее перед глазами кинжала Баткина отпрянула в сторону.

— О, чтобы тебя духи предков покарали, медведь! Неужели ты решил убить меня?!

Кинжал, скользнув по левой груди, уперся в ключицу.

Десяток дней смерть ходила за ней по пятам. Алымбай, неразговорчивый и злой, поскрипывал зубами. Явно он был намерен довести задуманное до конца. Качыке же в это дело не вмешивался и даже не пытался усовестить дядю.