Светлый фон

— Да ты посиди, не сверли дверь взглядом, мы ведь ещё и говорить не начали. Лучше скажи-ка, что там судачат звёзды о судьбе молодого фараона? Ведь ему до тридцати немного осталось, — Неферт шумно вздохнул.

— Немного.

Настоятель молчал, ожидая, что скажет оракул.

— И до тридцати линия судьбы правителя прослеживается очень хорошо, звёзды к нему благосклонны, все его начинания удачны, ему везёт и в личной жизни. Но после тридцати линия судьбы резко пресекается, и продолжения её я так и не нашёл.

Неферт с улыбкой взглянул на оракула.

— Я перекопал десятки книг и звёздных таблиц, пытаясь отыскать разгадку, но всё впустую. Хотя внешне властитель здоров, и ничто пока не предсказывает его гибель от болезни или подосланного убийцы. Мне неведомо, почему обрывается линия судьбы. Обрывается, и всё. Кстати, и на ладони фараона точно такой же резкий обрыв. Это самая большая загадка для меня!

— Он родился болезненным, я помню, — жрец задумался. — Тиу сама прибегала ко мне, просила молить Амона, боялась, что наследник не выживет. У него были какие-то сердечные спазмы. Внешне это никак не проявляется. И Сирак мне о том же говорил. А потом где-то между третьим и четвёртым годом после рождения всё повторилось. Меня пригласил Аменхетеп Третий, наследнику было очень плохо, он не дышал, а как-то судорожно заглатывал воздух, губы полнились слюной, дрожали, ему что-то мешало вдохнуть полной грудью, и смотреть на него без страха было нельзя. Сирак тоже ничего не мог сделать, и мы стояли вокруг этого несчастного ребёнка преисполненные ужаса и считали мгновения до кончины царевича. Но он не умер, а потом всё само как-то выправилось. Но он ведь до сих пор худой?

Сулла кивнул, потрясённый этим рассказом. Схожий случай ему попадался совсем недавно, и оракул помог одолеть тяжкий недуг ливийскому принцу. Но в этом случае звездочёт знал точные даты рождения его родителей, рисунок их линий на руках и множество других тайных подробностей, которых оракул не ведал об Эхнатоне, Тиу и её царственном первом супруге, а без них прорицателю не разгадать сложную болезнь фараона, если таковая имеется.

— Да, правитель до сих пор худой, но ни цвет лица, ни блеск глаз не свидетельствовали о тайном недуге. Да и Тиу ничего не говорила мне об этом! — помолчав, произнёс он.

— На следующий день, когда малышу стало полегче и он задышал нормально, властитель взял со всех слово, что они никому ни о чём не расскажут. Для Тиу это её сын, а потому она не захотела сообщать такие сведения постороннему...

— Но я не посторонний! — грубо прервал настоятеля Сулла.