Светлый фон

Фламиний поспешно прибыл в Рим и доложил обо всем сенату. Тотчас же было принято единодушное решение и без промедления в Никомедию отправлено посольство с Фламинием во главе. Консул, сойдя на берег, явился к царю и потребовал выдачи страшного врага, присовокупив, что не допустит никаких переговоров, а в случае отказа немедленно будет объявлена война.

Требование это застигло Прузию врасплох, и он не нашелся ничего возразить, кроме того, что законы гостеприимства запрещают ему выдать Ганнибала.

— Конечно,— согласился Фламиний,— гость под защитой богов, для тебя он неприкосновенен, но я могу его взять. Выслушай мое предложение: ты или примешь его, или отвергнешь: на моих судах много солдат; ты укажешь мне местопребывание Ганнибала и поклянешься, что о нашем разговоре не узнает ни одна душа, пока я тебя не уполномочу. Решайся же! Но скорее!

— А если я дам свое согласие,— робко спросил царь,— будет ли мне обеспечена неприкосновенность моей страны, и согласны ли вы меня защищать от всех врагов?

— Рим защищает всех своих друзей,— заметил Фламиний.

— Я согласен, вот тебе моя рука,— сказал Прузия, и союз был заключен.

Однажды рано утром, когда Ганнибал работал у себя, в комнату ворвался Урамильк.

— Господин! Я только что был на башне: со всех сторон сюда направляются вооруженные люди. Тебе угрожает опасность!

Не говоря ни слова, Ганнибал поднялся наверх: все выходы были заняты, дворец и сад были окружены со всех сторон,— спасенья не было. В одну минуту Ганнибал взвесил положение и приказал:

— Закройте все двери; пусть римляне приступом возьмут дом. Элули и Урамильк, подойдите сюда!

Оставшись наедине с ними, он продолжал:

— Живым в руки римлян я, конечно, не дамся; в этом вы, разумеется, не сомневаетесь. Я с давних пор ношу при себе пузырек с ядом. Урамильк наполни вином мой кубок. Ты, Элули, последний из тех, кто пятьдесят четыре года назад, когда я был еще ребенком, вместе с моим отцом покинули Карфаген. Возьми мой меч, освященный в храме Мель-карта, отнеси его в Карфаген и вручи кому-нибудь из нашего рода,— пусть, они честно носят его, как я носил. Прощай, мой друг!

Урамильк, рыдая как ребенок, упал на колени.

— Живи, господин, живи!

— Разве ты хочешь,— спокойно возразил Ганнибал,— чтобы я в цепях шел за триумфальной колесницей римлянина?

— Нет, нет, господин, лучше смерть! Но и я умру с тобой!

— Вот пузырек с ядом: одной четверти его достаточно. Ну, виночерпий, в последний раз исполни свою обязанность! Так!.. Подай сюда кубок!.. Благодарю!..

— И я хотел бы умереть с тобой,— дрогнувшим голосом заметил Элули,— но я должен жить, чтобы поведать обо всем. Слышишь! Они стучат в ворота!