— А ты…

Останешься?

— Да, это необходимо…

— Но варвары! Что будет с тобой, я боюсь за тебя!

— Успокойся, я сумею охранить себя хотя бы ради той цели, которую мы преследуем…

Василий не ошибался в Ингерине.

О! Это была действительно умная женщина, которой можно было довериться и на которую можно было положиться.

Действительно, она сумела поставить дело так, что вконец перепуганный Михаил поспешил оставить свою столицу.

Он сумел, однако, на этот раз притвориться и предлог для своего удаления избрал вполне объяснимый, приличный.

— Наши храбрые войска, — объяснил он свой отъезд, — бьются с персами, и мы должны сами руководить ими, воодушевлять их на новую борьбу, как бы она ни была тяжела… О, мы сделаем это и поразим персов!…

Он уехал.

Вардас, не подозревавший, кто устроил это удаление, был очень рад отъезду Михаила.

— Так будет спокойнее, — говорил он Василию, — у нас развязаны руки, и мы можем действовать вполне свободно… Варвары не так страшны, как порфирогенет. Он мог одним словом разрушить все наши планы, помешать нам. Василий ничего не отвечал.

Он чувствовал корону византийских императоров на своей голове…

16. СВОЕ И ЧУЖОЕ

Пока перепуганный Михаил собирался покинуть Византию, его приближенные торопливо приводили в исполнение задуманный ими план отдаления набега славянских варваров.

Врач Фока потребовал довольно продолжительный срок для приготовления своего таинственного средства которое должно было помочь киевским князьям умереть, прежде чем они встанут во главе своих дружин, чтобы вести их на Византию.

Фока был с виду добродушный, безобидный старик; никто бы при взгляде на него не решился сказать, что этот человек, будучи придворным врачом императора, не только многим помог родиться, но многим помог и умереть, и умереть так, что намеченная жертва не подозревала даже, с какой стороны пришла смерть.

Придворный врач императора был, впрочем, человек очень скромный и только изредка позволял себе похвастаться своим страшным искусством.

— У Нерона Старого Рима была Локуста, — говаривал он в порывах откровенности, — но я превзошел и Локусту…