РоманыЧародейстр 209
Светлый фон
Шкала ТЗПЖГЛО развлекает нас часами, и это развлечение отнюдь не невинно и не способствует расширению кругозора. Я хочу сказать, к примеру, если посмотреть на двух наших завсегдатаев – Антона Мошелеса и его жену Антонию (она тоже австралийка, но в браке с Антоном обзавелась сильнейшим русским акцентом). Антон – виолончелист, участник лучшего местного квартета. Пухлый, с поросячьим лицом, но ужасно умный, у него бакенбарды и дрожащее пенсне в толстой оправе, и он вечно ходит в пышных черных шейных платках и высоких воротниках, а потому очень похож на Шуберта. Что ж! Минимум восьмерка за тщеславие, самая низкая из возможных оценок за леность, вероятно, четверка за похоть (полагаю, с этим разбирается Антония), скажем, пятерка за зависть и тройка за гнев. Но обжорство! Круглая, пухлая и совершенно недооценивающая его десятка! («У вас восхитительные сэндвичи, дорогая. И, друг мой, я никак не могу устоять – еще один из ваших восхитительных сконов, прежде чем я перейду к кексу!») Но по шкале добродетелей, я думаю, у Антона все восьмерки, кроме умеренности. И Антония не сильно позади – разве что в смысле фигуры, а в этом смысле у нее позади очень много (ха-ха).

По тщеславию у них у всех высокие оценки, но, я думаю, так положено артистам. Как им выжить без тщеславия? Даже суровый шотландец Нильчик Гоу весьма высоко стоит на этой шкале, а некоторые, вроде Арне Гаде, датского пианиста [6], подходят к вопросу очень хитро. Арне – виртуоз, и часов в семь вечера по воскресеньям (после того, как все музыканты, связанные с церковью, уже ушли) он играет для нас: он притворяется, что не хочет, а мы его уговариваем. Он неизменно говорит: «Я, право, совершенно не уверен. Не репетировал эту вещь много месяцев, и память может меня подвести», а потом разражается дивной «Фантазией» Шумана или чем-нибудь еще столь же сложным, а кое-кто из присутствующих, проходя в субботу мимо его дома, слышал, как он это разучивал. Закончив и получив свою порцию бурных аплодисментов, он пригорюнивается, просит прощения, что плохо сыграл, и выражает надежду, что в один прекрасный день мы услышим эту музыку исполненной так, как она звучит у него в голове. Это надоедает, но его можно понять. Однако он постоянно оглядывается на своего основного конкурента, Аугусто Да Кьеза, чилийца, который не входит в тесный кружок, заправляющий здешней консерваторией, но играет Скарлатти как ангел. Говорят, что у него есть ученик, от которого через несколько лет у всех поотваливаются челюсти. Но нам не удается залучить его на наши воскресенья: у него больной желудок и он, кажется, живет на молоке и крекерах – и на Скарлатти, конечно. Еще у него есть любовница – ты можешь в это поверить?