– Совершенно верно. И мне кажется, эти воскресенья можно назвать их великим даром окружающему миру, – сказал Макуэри. – Они художницы, но это меркнет по сравнению с тем, какие они люди.

– Вам лучше знать, – ответил я. – Я не рискну высказать свое мнение. Дамы уверены, что я не смыслю в искусстве, и презирают мои картины. Их творения – точнее, творения Эмили, – которые я видел, не говорят мне ничего. Вероятно, потому, что я не умею их воспринимать.

– Я рискну высказать мнение, – сказал Дарси. – Я разбираюсь в искусстве, то есть в картинах, скульптурах и тому подобном – а, кажется, именно это подразумевают, когда говорят об искусстве. Творения Эмили на самом деле не так уж хороши. Не настолько плохи, чтобы назвать их просто мусором, но и не шедевры.

– Смотри не скажи этого в присутствии Пэнси. Она уверена, что Эмили – великий непризнанный гений.

– Она преданный друг, но ошибается, – сказал Макуэри. – Дражайшая Эмили – достойное жалости существо: художник, у которого есть талант, но в недостаточном количестве. Мир полон такими. Кое-кто из них умелым притворством и ловкой болтовней завоевывает немалую популярность; они умеют говорить, но творцы из них так себе. А Эмили просто уменьшенная копия – как вы думаете, кого?

– Меня спрашивать без толку, – сказал я.

– О, это очень просто, – продолжал Дуайер. – Каждая ее статуэтка – слабое эхо Барбары Хепуорт. Она не подражательница. В ней нет ничего дешевого, она не стремится крикнуть: «Я тоже так умею!» В ней тот же дух, но уменьшенный настолько, что перестает быть убедительным. В своем роде он хорош, но этот род довольно мелок. «Школа такого-то». Так что Пэнси совершенно напрасно винит Канаду. Это просто печальный факт.

– Ты думаешь, она знакома с работами Барбары Хепуорт? – спросил я.

– В мире искусства никогда нельзя сказать, кто кого знает или знал, что оригинально, а что подражание. Это часть трагедии второразрядного артиста. Про него думают, что он копирует, а он на самом деле просто мыслит так же, как другой, великий художник, но не столь эффективно.

Дуайер разбирался в искусстве, и я был готов ему поверить.

– Это обычная история и у моих пациентов. Дар, недостаточно большой, чтобы оставить след, но слишком значительный, чтобы о нем просто забыть. И его обладатель не может смириться с тем, что вынужден рисовать лишь в свободное от работы время или писать стихи лишь для горстки друзей. Это может быть композитор, положивший на изящную музыку цикл стихов Эмили Дикинсон и не способный найти певца для исполнения. Особый вид адской муки.