Светлый фон
По тщеславию у них у всех высокие оценки, но, я думаю, так положено артистам. Как им выжить без тщеславия? Даже суровый шотландец Нильчик Гоу весьма высоко стоит на этой шкале, а некоторые, вроде Арне Гаде, датского пианиста , подходят к вопросу очень хитро. Арне – виртуоз, и часов в семь вечера по воскресеньям (после того, как все музыканты, связанные с церковью, уже ушли) он играет для нас: он притворяется, что не хочет, а мы его уговариваем. Он неизменно говорит: «Я, право, совершенно не уверен. Не репетировал эту вещь много месяцев, и память может меня подвести», а потом разражается дивной «Фантазией» Шумана или чем-нибудь еще столь же сложным, а кое-кто из присутствующих, проходя в субботу мимо его дома, слышал, как он это разучивал. Закончив и получив свою порцию бурных аплодисментов, он пригорюнивается, просит прощения, что плохо сыграл, и выражает надежду, что в один прекрасный день мы услышим эту музыку исполненной так, как она звучит у него в голове. Это надоедает, но его можно понять. Однако он постоянно оглядывается на своего основного конкурента, Аугусто Да Кьеза, чилийца, который не входит в тесный кружок, заправляющий здешней консерваторией, но играет Скарлатти как ангел. Говорят, что у него есть ученик, от которого через несколько лет у всех поотваливаются челюсти. Но нам не удается залучить его на наши воскресенья: у него больной желудок и он, кажется, живет на молоке и крекерах – и на Скарлатти, конечно. Еще у него есть любовница – ты можешь в это поверить?

Часто к нам приходит весь квартет и устраивает, как они это называют, hauptprobe, генеральную репетицию концерта, к которому готовятся. Приятные люди, хоть я и недолюбливаю Жана-Мари Франсера, их руководителя. Но Ашиль Морайон, вторая скрипка, не дает ему чересчур надуваться. Джордж Хэмбрук, альтист, приличный человек, и, конечно, виолончелистом у них старый обжора Антон. Просто четыре разномастных типа; но когда они играют вместе, дорогая, они преображаются! [7] «Потому что мы – всего лишь голос Шуберта», – сказал старина Антон, когда я сыпала восторгами после квартета ре минор, «Смерть и дева». Он тронул меня до слез, но, боюсь, не по музыкальным причинам – я стала думать о Дражайшей (которая совершенно не готова к смерти) и о ее борьбе в этом ужасном городе, где не подозревают о ее таланте; это просто чудовищно. А когда я посмотрела на нее через комнату – она слушала так внимательно и выглядела так похоже на себя настоящую, что, если честно, я разревелась самым неподобающим образом, потому что, конечно, мне положено быть сильной. [8] Да, этот квартет лучше всего играет Шуберта, а несколько недель назад они исполнили нам «Форель» квинтетом – с Арне Гаде на рояле. Ты спрашиваешь, как это мы разжились роялем? От доктора – рояль принадлежал его матери, а сам он не играет и потому отдал его нам. Очень пристойный Blüthner – не новый, но в отличном состоянии.