Конечно, я жаловалась в полицию, но они заявили, что у них связаны руки: они не могут вмешиваться в то, что происходит на кладбище, если это не что-то явно противозаконное. Я объяснила, что это территория нашего сада, частные владения, и отправила адвоката с ними объясняться, но оказалось, что, согласившись похоронить о. Хоббса, мы отказались от какой-то части своих прав; это неразбериха, и разобрать ее смогут только в суде.

Я много раз приказывала им убраться, но тщетно. Однажды я даже чуть не ввязалась в рукопашную с Пруденс Визард. Мы толкали друг друга, но она оказалась скользкой, как угорь, и начала визжать, что я ее преследую. Боже! Она совсем озверела, и я по правде боялась, что она мне что-нибудь повредит. Но я оказалась сильнее и победила ее, во всяком случае на время. [3]

Думаю, о. Чарли проклинает тот день, когда впервые увидел Пруденс Визард, с которой до сих пор был очень любезен. Теперь она видит себя кем-то вроде мироносицы и провозглашает святость Ниниана Хоббса на всех углах. Это дает ей точку приложения сил и выход для ее сумасшествия – гораздо драматичней и интересней, чем обивать пороги у врачей со своим якобы артритом. Я думаю, о. Чарли – и д-р Халла тоже – надеялся, что исцеление окажется временным и Пруденс будет вынуждена заткнуться, но так не случилось – и, спорим, не случится, пока вся эта история дает ей возможность шуметь и привлекать к себе внимание. Газеты еще не пронюхали, но, если так будет продолжаться, вскоре обязательно пронюхают. Прости, что я сегодня многословна! Но я вне себя и не знаю, что делать! [4]