Но этим празднование дня Господня не ограничивалось. У Макгрудеров воскресенье было «гостиным днем», когда открывали гостиную, а по зимнему времени еще и топили в ней печь с верхней загрузкой, которая вскоре начинала распространять удушливое тепло, весело светясь через слюдяные окошечки в дверце. В будни Макгрудеры сидели на кухне, поскольку она одна во всем доме отапливалась, но по воскресеньям мисс Энни требовался стоявший в гостиной орган, чтобы поделиться новейшими плодами своего вдохновения.

Мисс Энни писала хвалебные гимны. Она не сочиняла музыку, но клала свои набожные рифмы на популярные мелодии, которые знала и могла играть на одышливом старом органе; над его мехами поработали мыши, и звук его блуждал так же, как голос самой Энни.

Ее коронным номером, которым она завершала каждый воскресный концерт, был гимн, положенный на некогда популярную песенку «Назову тебя любимой». В версии мисс Энни он начинался так:

и, когда она пела, ее лицо, по словам Чарли, преображала ухмылка санкционированной похоти. Бедная безумная старая дева! Ее невинная религиозность сильно отдавала неудовлетворенным желанием.

Профессия обязывала Чарли любить ближних и всех прощать, но он с трудом переносил завывания мисс Энни. Он погружался в мысли, вспоминая богослужебную музыку под руководством доктора Декурси-Парри, и душа его истекала кровью. Но от него ожидали похвалы, и он хвалил.

«Гостиные вечера» продолжались до девяти, что было поздним часом для Эймоса и соседей, из которых чаще всего приходили Геркулес Макнэбб и его жена Дорси. Музыка прекращалась в половине девятого, чтобы оставить время на жареные пышки и крепкий чай; после них Геркулес Макнэбб произносил: «Ну что ж, пожалуй…» – и оргия подползала к концу.

Неудивительно, что Чарли начал пить. Неудивительно, что в дорожной сумке, пристегнутой к багажнику мопеда, всегда лежал «медвежонок» дешевого ржаного виски. Неудивительно, что в спальне, в чемоданчике, который Чарли держал запертым от любопытных глаз мисс Энни, хранились еще один-два «медвежонка». Чарли стал, по всей вероятности, самым регулярным и самым крупным покупателем в государственной монопольной лавке, расположенной сразу за границей его прихода: он надеялся, что там его не узнают и его покупки не привлекут внимания. Напрасно. Все знали, что священник пьет.

(Помнит ли нынче кто-нибудь, что такое «медвежонок»? Государственные винные магазины в Онтарио когда-то продавали крепкие напитки – обычно ржаной или шотландский виски – в бутылках трех размеров: «медвежонок» (12 унций), «медведица» (24 унции) и «папа-медведь» (40 унций). Вероятно, покупатель виделся кем-то вроде Златовласки, посягающей на имущество всех трех медведей. Итак, Чарли весьма исправно поглощал «медвежат», благо их легко было прятать.)