— Мизенер Елизавета, на выход, — скомандовал караульный.

Девушку повели вдоль перрона, руки назад, один солдат спереди, второй сзади, — не убежишь. Да и куда бежать, если тебе семнадцать лет, и все родные так же томятся под арестом.

— Залезай в вагон, живо!

Лиза открыла двери, в салоне вагона за столом сидела молодая женщина с короткой стрижкой.

— Ты знаешь, кто я?

— Нет, не имею чести.

— Не имеешь чести, — женщина усмехнулась, — что, конвоиры по дороге отняли?

— Я не в этом смысле, — покраснела Лиза.

— А я как раз в этом, вы, гнилая контрреволюция, давно уже продали империалистам свою честь и совесть и прислуживаете им с холуйским пристрастием.

Женщина говорила выразительно, по-театральному делая паузы, было видно, что она имела опыт выступления на митингах и знала, чем надо поразить толпу.

— Я Ревекка Пластинина, карающий меч революции в моих руках, и только от меня зависит, опустится он на твою голову или нет.

— Я ни в чём не виновата, — прошептала Лиза.

— Да неужели? — изумилась Пластинина. — Может расскажешь представителю Советской власти, как путалась с американскими агентами? Как принимала от них подарки за верную службу, как спала с американским послом, шлюха!

— Это не правда, — зарыдала Лиза, — я учила с ним французский, мы повторяли грамматику.

— Теперь это так называется, значит?! Отпираться бесполезно, у нас есть показания людей, которые всё это видели.

— Чьи показания?

— Не веришь представителю Советской власти? Дворника Михеева знаешь? Его показания. Прислугу Тарабухину не припомнишь? Её тоже допрашивали, и она подробно рассказала про обеды ваши, и про занятия в кабинете, и про секретаря американского Армора Нормана, который втайне собирал информацию против Советской власти.

— Наоборот, Норман порядочный человек.

— Вот видишь. Во всём и созналась. Этот Норман, или как там его, агент американской разведки, прикрывавшийся дипломатическим паспортом, он арестован и будет осужден по всей строгости революционного закона.

— Он в тюрьме?