Тогда иностранцы были желанными гостями, теперь Локкарт — арестант. Его конвоируют двое, прикажут — они расстреляют его, не задумываясь. Конвой остановился у дверей комнаты, после стука приказали Локкарту входить. Тот вошел, перед ним голые мрачные стены, стол, освещенный свисающей с потолка лампой, за столом Петерс. Он был в белой рубашке, которая при тусклом свете отдавала синевой.

— Проходите, конвой свободен!

Они остались одни. Стул был один, и на нем сидел Петерс. Локкарт был вынужден стоять.

— Очень плохо, что Вы оказались здесь, мне очень жаль.

— В чем, собственно дело, — стал возмущаться Локкарт, — по какому праву меня арестовали? Я прибыл в Россию по приглашению Советского правительства. Мне были обещаны гарантии безопасности!

— Дело очень серьезное, — мрачно сказал Петерс, — Вы даже себе не представляете!

— Что я должен себе представлять? Я желаю немедленно говорить с Наркомом по иностранным делам Чичериным!

— Я не желаю слушать Ваши крики. Вы будете отвечать на вопросы, если хотите выйти на свободу.

— Я протестую!

— Вам известна женщина по фамилии Каплан?

— До вчерашнего дня эта фамилия мне ни о чем не говорила. Вы не имеете права допрашивать меня!

— В вашем положении не стоит говорить о правах. Вы воспользовались гостеприимством Советской власти и стали готовить заговор с целью её свержения.

— Я бы попросил выбирать выражения, что значит готовил заговор?

— Это Ваше письмо?

Петерс открыл портфель и достал оттуда записку для генерала Пуля, выданную несколько дней назад Локкартом латышам.

Англичанин похолодел. «Они арестованы и дали против меня показания», — пронеслось у него в голове.

— Вы со своими помощниками пытались подкупить представителей стальной гвардии революции — латышских стрелков. Не вышло, господин Локкарт!

— Я протестую, я не намерен отвечать на Ваши вопросы!

— Для Вас будет лучше сказать правду.

Локкарт молчал.