— Кейт, мою Церковь раздирает вражда. Я хотел бы, чтобы мои добрые подданные жили в любви и согласии, но этого не случится, потому что между ними нет ни доброты друг к другу, ни взаимопонимания. Да откуда им взяться, если один называет другого еретиком, а тот в свою очередь ругает его папистом или лицемером, и сами священники сеют раздоры и смуту? Господь назначил меня своим наместником и министром здесь, и я добьюсь прекращения этого разлада! Вот почему я должен идти в парламент, мой долг — подавить распри, которые я сам создал своей либеральностью.

— Что вы имеете в виду? — забеспокоилась Екатерина.

Генрих величественно взглянул на нее:

— Когда я позволил иметь английскую Библию во всех церквах и разрешил читать ее всем, то не думал, что это вызовет такие распри. Я согласился на это только для того, чтобы люди могли искать в ней моральные примеры и воспитывать детей в соответствии с ними. — Лицо короля посуровело. — Я не давал позволения каждому Тому, Дику и Гарри спорить со священниками и проповедниками. Мне больно слышать, как непочтительно теперь толкуется, перекладывается на вирши, распевается и коверкается в каждой пивной и таверне это бесценное сокровище, Слово Божье. Я заставлю своих подданных жить в согласии друг с другом, как братья, любить и бояться Господа, служить Ему, и этого я, как соверен, потребую от них сегодня.

Екатерина осознала глубокую убежденность, которая стояла за словами короля, и готова была аплодировать ему, хотя сама с удовольствием участвовала в дебатах, которые так его тревожили. Взгляды короля на объединенную Церковь Англии целиком совпадали с ее представлением о ней. Его убеждения казались такими основополагающими и искренними, что она поняла, почему он хочет исправить тех, кто был слеп и глух к его истинным целям. В этом состоял его гений: он знал, как добраться до сути дела. В этом было его величие.

Екатерина больше не возражала против выступления Генриха в парламенте. Теперь она видела, что это необходимо. Пусть скажет там все и подчинит себе всех.

Так и вышло.

— Речь короля, — говорил ей Уилл вечером, — принесла такую радость и утешение, что я считаю этот день одним из счастливейших в своей жизни. Он говорил с такой добротой, по-отечески, что многие люди обливались слезами умиления.

А то как же! Все видели, что Генриху недолго осталось в этом мире. Может, эти вздорные фракции дадут ему хоть немного покоя на закате дней.

 Глава 21 1546 год

 Глава 21

1546 год

В день Нового года Екатерина сидела в своей спальне в Хэмптон-Корте и открывала подарки. Генрих преподнес ей изрядную сумму денег. От Елизаветы она получила еще один выполненный ею перевод. Падчерица прекрасно его оформила, однако Екатерина была неприятно поражена при взгляде на титульный лист: «О христианской жизни» Джона Кальвина — эту книгу королева отлично знала. Генрих придет в ярость! Екатерина завернула томик в обертку и сунула его в ящик. О чем только думала эта девочка? В двенадцать лет она уже могла бы понимать, что отец не одобрит ее интереса к трудам Кальвина.