– Но таков план. Мы уже работаем над обложками к трем следующим номерам. Вам нужна девушка на обложке. Просто нужна.

– Извини, но июль был слишком рискованным для наших читателей.

– Они больше не ваши читатели. Они мои девушки, – она выпалила это с такой яростью, что разорвала подушку, и в воздух взметнулись перья. – Они мои девушки, – повторила она, отбрасывая остатки подушки, – и я знаю, что они хотят читать.

– На твоем месте, – сказал Берлин, – я бы успокоился и вернулся к работе.

Когда мужчины ушли, Хелен резко захлопнула дверь за ними, взметнув перья с пола.

– Поверить не могу, – сказала она, смахивая перышко с лица, – просто не могу поверить в такое. Я снова на первой клетке, – она уселась на софу и обхватила голову руками. – Мне надо заново доказывать свою компетентность.

Хелен едва пришла в себя, когда я собрала ее и отправила на встречу по связям с общественностью в другом конце города. В ее отсутствие я печатала записку Ричарду Берлину, когда регистраторша перевела мне звонок от Франческо Скавулло. Я подумала, он хочет обсудить с Хелен съемки на октябрьскую обложку, которая теперь подвисла в неопределенности.

– Добрый день, мистер Скавулло, – сказала я, продолжая печатать. – Боюсь, ее нет на месте, но я ожидаю ее возвращения минут через сорок пять. Сказать ей, чтобы перезвонила вам?

– Э, вообще-то, нет, – сказал он заговорщицким тоном, вполне обычным для него. – Я звонил поговорить с тобой. Как думаешь, сможешь заскочить ко мне в студию ближе к вечеру?

Я подумала, что у него готова верстка для октября, которую он хотел передать Хелен. И в любом случае мне не терпелось увидеть его студию. К тому же, я хотела спросить у него совета насчет курсов по фотографии.

– Я весь день на месте, – сказал он. – Можешь заходить в любое время. Адрес ты знаешь, верно?

Я отправилась в студию Скавулло в полчетвертого. Он жил и работал во внушительном четырехэтажном гараже на Восточной 58-й, с пестрой кирпичной кладкой и декоративным тимпаном над аркой входа. Когда он открыл мне дверь, я впервые увидела его без шляпы. Его темная грива была зачесана назад и лоснилась от тоника для волос.

– Я потом устрою тебе тур, – сказал он и провел меня в свою студию, занимавшую весь первый этаж. Все там от пола до потолка было белым, большой полукруглый эркер из пяти панелей выходил на Третью авеню. Повсюду стояли треноги, штативы и белые зонты, оставшиеся, вероятно, после фотосессии. Скавулло предложил мне чашку эспрессо и указал в сторону пары парусиновых «режиссерских» стульев, рядом с которыми подпирал стену рулон муслина.