Он опять замолчал на несколько мгновений и потом продолжал, как будто мысли невольно изливались из глубины его сердца:

— Моё чувство сильно оскорблялось всегда антагонизмом между Пруссией и Австрией, доведшим наконец до конфликта 1866 года, однако ж слово «гегемония», заимствованное у древнегреческих республик, стоит в дисгармонии с условиями Германии. Национальный союз монархических государств немецкого народа исключает понятие гегемонии. Как в готическом соборе малое и великое соединяются в прекрасно-гармоничное целое, в котором всё имеет свой смысл и значение, так точно и немецкая народная жизнь должна принять форму гармонически соединённых членов, из которых каждый не подчиняется другому, но развивается в своеобразной самостоятельности, подобно символической розе в готической орнаментике. Немецкий народ, — продолжал он с большей живостью и теплотой, — терпит только одну форму единства, форму исторического государственного единства, здание немецкого союза замыкается только одним куполом — императорским венцом.

Князь с возраставшим удивлением смотрел на молодого короля, который, вопреки своему обычаю, был взволнован и высказывал свои мысли в горячих и живых словах.

— История моего дома, — продолжал король, — дала мне право на чудную диадему, и настоящее величие моей страны соответствует её историческому минувшему; но как я стремился бы препоясаться императорским мечом, если Провидение призвало меня к тому, так точно я первый признаю императорскую власть того из немецких государей, кому Господь судил восстановить единую державу немецкой нации. Когда Гогенцоллерны смогут сделаться императорами объединённого немецкого народа, отказаться от исключительного увеличения Пруссии и от односторонней гегемонии, тогда я с радостью стану на первую ступень их императорского трона, и Бавария охотно предложит немецкому императору своё войско для покорения врагов империи, откуда бы они ни пришли к немецким границам.

— И вы надеетесь, ваше величество, — сказал князь взволнованным голосом, — что высказанная вами великая мысль, которая волнует каждое немецкое сердце, может когда-нибудь осуществиться, несмотря на зависть и стеснение со стороны европейских держав, которые боятся объединения Германии, ибо знают, что она тогда, бесспорно, займёт первое место в ряду великих держав?

Глаза короля широко раскрылись; в них блеснул яркий пламень гордого мужества и высокого воодушевления.

— Стеснение со стороны иностранных держав! — вскричал он с глубоким презрением. — Какая же сила на земле может сопротивляться воле единой Германии? Пусть приближаются к немецкой границе! Когда объединится нация, тогда германский король раздавит всякого, кто отважится сопротивляться его воле, и тайный голос говорит мне, что я увижу то время, когда это совершится, когда я буду призван засвидетельствовать святое убеждение, которое живёт во мне и которое я сейчас высказал вам.