Ты себе не представляешь, до чего мне за это время надоели те лица из адм. тех. персонала, которые не могут равнодушно видеть сколько-нибудь приличной вещи (на бамовский взгляд), чтобы не попросить, «сменять» или продать. Сколько у меня было неприятностей из‐за брюк синих и серых, из‐за серой шляпы, белого теплого платка и т. д. и т. д. Я уже по выражению лица вижу, когда ко мне подходят с соответственным предложением. А я ценю эти свои вещи как остатки самого себя, своей прошлой милой жизни. Ничего мне больше не высылай из вещей.

Но, как бы то ни было, и к 189^й кол. я привыкаю.

Очень радуют меня дети. За этот месяц от них обоих я получил пять писем. Конечно, очень мучит вопрос, поступит ли Сережа в вуз. Отчего он оставил план литературного факультета. Туда было бы легче, чем в Горный Ин-т. Целую тебя, любимушка моя.

Твой Коля.

Читаю с удовольствием «Дети капитана Гранта»[659].

4 августа 1939 г. Лесозаводск. Амурлаг

19 отд. 189 кол. Станц. Уссури. ДВК

Сонюшка, моя любимая Сонюшка, вспомнила ли ты в этот день в нашей комнате у Арбатских ворот, что прошло ровно 5 лет с тех пор, как я въехал в нее и наступила наша совместная жизнь. Я не могу вспомнить, как мы провели этот день в Речкове, но я живо помню этот день в 1936 г. Мы ехали по Военно-Грузинской дороге. Вспомнил и этот день на Днепре, в последний год мы проезжали Запорожье. Сегодня я попробую ответить тебе на вопрос, поставленный в последнем письме, что мне дала твоя любовь.

После 1929 г. жизнь стала для меня призрачной. Я погрузился, как казалось мне, в вечные сумерки. Свет, который у меня остался, светил мне из прошлого. С этим я мог бы жить до конца, осознав смысл своей жизни. Но вот родилась наша любовь. Я и тянулся к ней, и боялся ее. Но любовь победила. В твоей любви, когда я понял ее, я ощутил и большую силу, и большое самоотвержение. (Мне ничего большего не надо, у меня полнота — Фирсановка.)

Июль — обострение моей болезни — чувство, что в тебе защита. Что есть плечо, на которое могу склонить голову. И вместе любовь — восхищение. «И может быть, на мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной». И вот наконец — наступление нового дня — новое чувство реальности мира.

Началась наша совместная жизнь. Срастание шло не без борьбы. Оба мы были сложившимися людьми. Но в нашей жизни с ее буднями и праздниками все ярче проступали черты твоей любви — ее горячности, внимательности и заботы, готовности всегда воплотиться в поступок. В твоей любви было много гордости и требовательности. И этим ты воспитывала меня, делала реальнее, внимательнее, ближе к тому, каким ты хотела меня видеть.