Твой НАнц.

Тогда — 28^го в час прощания я сказал Татьяне Борисовне: «Я был у Ваших внуков, как хорошо, что был. Лучик осветил мрак». Татьяна Борисовна улыбнулась. «Да, младая жизнь играет»[996]. Потом попросила написать тебе, что она получила ваши письма, но отвечать не в силах.

16 февраля 1955 г. Москва

Дорогие мои Таня и Гогус,

Получил от вас еще письмо. Я очень сожалею, что Нина Анатольевна[997] сочла нужным сообщить вам широко распространившийся в Ленинграде и даже в Москве слух о том, что наша Татьяна Борисовна сознательно ушла из жизни. Какие данные?

Татьяна Борисовна оставила ряд распоряжений, как это делают люди, ожидающие смерти. Да, она готовилась к смерти. Давление ее достигало 260. У нее бывали опасные мозговые спазмы. И доктора, и близкие опасались за ее жизнь в тот момент, когда Михаил Леонидович умрет. Она и сама опасалась этого момента. М. б., она такую большую дозу люминала и приняла, чтобы спастись от этого страшного часа. Ведь, на минуту придя в себя, она сказала детям «Простите, что я смалодушествовала».

Отчего люди, не юноши, не девушки, могут покончить с собой. Ведь надо же об этом думать! Татьяна Борисовна была длительной болезнью мужа подготовлена к его смерти. Эта смерть не была внезапным ударом, который застает врасплох и который выдержать нельзя. 2^ое. Сознание вины ошибочного лечения, недостаточности ухода? Но консилиум признал, что все было сделано для спасения жизни Михаила Леонидовича, да и никому в голову не придет искать повод к смерти по этой причине. Наконец, 3^ье — после смерти любимого мир пуст, нечем жить и не для кого жить. Татьяна Борисовна была полна любви к жизни, к многим людям, в частности к внукам, которым она была очень нужна. Что же остается!

К бессмысленным поступкам Татьяна Борисовна не была способна. Итак, гоните ненужные мысли. А ведь Нина Анататольевна (как и Алиса) трагически, но без катарсиса воспринимают жизнь, вот они и поверили!

Во мраке этих дней в Ленинграде мне большую поддержку оказали друзья. На вокзал приехали проводить: Ядвига Адольфовна с Тусей и Микой, Лидия Иосифовна, Нина, Алиса[998]. И у меня было чувство, что я навсегда покидаю любимый город могил любимых.

Привет Марии Александровне[999] и детям. Пишите о себе и о них.

Ваш НАнцифер.

Меня радует, что мои «Воспоминания» вам по душе.

Я готов к смерти в смысле, что в душе с благодарностью оформил свою жизнь.

Но жить еще я очень хочу.

28 февраля 1955 г. Москва

Дорогой Гогус, прости, что пишу только открытку. Я очень устал душой за последнее время. Умер мой товарищ Черняк, большой специалист по Герцену и, главное, по Огареву[1000]. В Крематории мне пришлось представительствовать как члену Союза писателей на траурном митинге. Было очень тяжело. Все время возникали образы Лозинских и трудно было сказать заключительное слово. Нет ни земли, ни растений, ни неба — тяжко в Крематории. А потом ходил к Коле Чуковскому, а на другой день к Лиде и Корнею Ивановичу — умерла М. Б. Чуковская[1001]. На этой неделе два мои доклада, и тогда «Мы отдохнем, мы отдохнем»[1002]. В последнем письме меня порадовало то, что ты пишешь о Павлике. А как с поездкой Тани?