Поздравляю тебя сразу с тремя праздниками: с прошедшим (который мы очень хорошо встретили), с наступающим и предстоящим, т. е. с твоим, с днем Георгия[985]. Этот раз я в первую очередь желаю тебе, чтобы дети ваши согласно той молитве, которую читали в мое время перед уроком[986], росли родителям своим на утешение. К этому я присоединяю пожелание, чтобы ты сохранил ту душевную крепость в твоем безмерном горе, которое ощущается в твоих письмах. Это не только сознание того, что бывает хуже, но и живая память о тех благах, которые были в твоей жизни. Ценность этой живой памяти я с особой силой ощутил в дни Пасхи. В субботу я перечел страницы дневника моей Тани, посвященные Пасхе 1912, Пасхе нашего обрученья, и письмо с описанием встречи этого праздника в 1925 г. Оно такое прекрасное, что я прочел его и Софье Александровне, и оно произвело на нее чудесное впечатление. Как мне выразить то душевное состояние блаженства, которое испытал я, прочтя эти страницы. А затем, дня через три, мне снился сон. Я и Татьяна Николаевна в долгой разлуке. Я не имею от нее вестей, и никто мне в своих письмах о ней ничего не пишет. Зловещее молчание… Я возвращаюсь домой: обстановка царскосельская — дом деревянный, сад (но не совпадающий ни с райковским, ни с последним)[987]. Я вхожу, быстро иду по комнатам. И вижу — Татьяна Николаевна сидит глубоко в кресле и ждет меня, как Сольвейг[988]. Я бросаюсь на колени, кладя голову ей на колени, и от силы нахлынувших чувств рыдаю, а она гладит меня по голове. Я просыпаюсь с ощущением свиданья.

Вот что значит живая память о благе.

5^го мы будем думать о тебе, вспоминать этот день в Ялте. Тогда ты еще видел хорошо, был жизнерадостен, а Софья Александровна была совсем здорова. Ну обнимаю тебя, дорогой мой. Здоровье мое лучше. О текущем дне напишу в следующем письме. Привет твоей Тане и мальчикам.

Твой Коля.

<28 сентября 1954 г.> Москва

Дорогой мой Гогушка,

Шел я из «Литературного Наследства» в грустном настроении. Редактор мне дал понять, что моей работе о Тате[989] предстоит большое кровопускание, т. к. для 3^го тома поступают все новые и новые материалы политического содержания. Словом, «Литературное Наследство» становится «Политическим Наследством». Мои слова, что ведь обществу интересно не только политическое, но и просто человеческое, не возымели действия. Всеэто грустно и со стороны заработков. У меня есть материал для двух статей «Огоньку», но я отдаю все время «Литературному Наследству» и не могу приготовить «Огоньку», который хорошо платит. Шел я с такими мыслями, и вот твое и твоей Тани письма, и я устыдился своему ропоту. Бедные вы мои! Напишите скорее о матери и обоих мальчиках. А как бабушка? Конечно, отпуск Татьяне Спиридоновне нужно брать теперь же. Это сейчас главное.