Послушаем же разговоры, которые ведутся в эту минуту вокруг нашего костра.

«— Они ворвались к нам в дом, — говорил смуглый молодой человек лет двадцати пяти, очевидно продолжая свой рассказ. — Меня не было дома. Но жена с грудным ребенком и старик-отец были дома. Они схватили отца, вытащили на двор и там этот черный хищник дон Пьетро, наш приходский священник, крикнул ему:

— Где твой сын? Где безбожник, который хочет пожечь все статуи Мадонны и Спасителя и заставить нас молиться генуэзскому истукану[354]?

Отец знал, что я ушел в соседнюю деревню к Гаэтано Грасси, где собралось несколько человек, чтобы посоветоваться о том, откуда нам достать оружия, чтобы явиться к Гарибальди не с пустыми руками. Но он не хотел ничего сказать. Тогда они повалили старика на землю и стали его бить; когда же и это не помогло, один из этих жестоких людей взял топор…»

Тут голос рассказчика прервался, потому что слезы душили его.

«— А другой привязал руку несчастного старика к бревну.

Священник опять крикнул:

— Говори, старый пес, не то тут тебе и смерть.

Отец покачал головой. Тогда… тогда… они топором отрубили ему руку… потом — другую!»

Несчастный не мог продолжать, потому что слезы хлынули у него из глаз.

«— Жена выбежала из комнаты, держа на руках сына, и, увидав, что делается, начала кричать и бранить людей, убивших старика.

Тогда несколько человек бросились на нее, вырвали ребенка, и Бернард Буцци, бывший бандит и конокрад, схватил его за ножку и ударил головой о камень, приговаривая:

— Нужно извести с корнем всё их проклятое племя!

Потом, по приказанию дона Пьетро, раздели донага и мать ребенка, привязали ее к столбу и начали бить палками, а старику разрубили топором голову!»

Он замолчал и, закрыв лицо руками, стиснул голову между колен.

Это был один из немногих либералов, спасшихся от страшного побоища, совершенного реакционным населением Авеллино и Ариано[355], подстрекаемым своим епископом.

Рассказ бедного Петручелли — так звали молодого человека — произвел на всех самое тягостное впечатление. Долго никто не находил, что сказать.

— О, это всё оттуда! — воскликнул, указывая рукой на огни бурбонских аванпостов, молодой неаполитанец Джованни Риччи, и глаза его сверкнули ненавистью.

— Поскорей бы добраться до них! — заметил Роберт, являясь выразителем всеобщего желания. — Они бегут от нас как зайцы, и только и умеют, что вымещать свою злость на беззащитных и безоружных.

— Погодите, мы усмирим вас! Дайте только добраться! — поддержал его высокий калабриец геркулесовского телосложения, потрясая своим карабином.