Однако на что-нибудь нужно было решиться, потому что Гарибальди не ждал.

С первого сентября в залах королевского дворца происходило несколько военных советов. Сперва большинство высказалось за битву перед Салерно, на обширной поляне, которая простирается к югу от города, примыкая одной стороной к морю, другой к отрогам Апеннинских гор. Но третьего сентября было получено известие, что у Сапри высадился новый отряд гарибальдийцев. Это была дивизия Рюстова[345] в 1500 человек. Но «у страха глаза велики». По бурбонским донесениям, это была целая армия — одни говорили в 5 тысяч человек, другие — в 15. Рассказывалось также, что корпус бурбонского генерала Калдарели[346] соединился с Рюстовым и вместе с ним идет на Салерно. Носились слухи о новых высадках гарибальдийских отрядов еще ближе к Неаполю.

Под влиянием всех этих тревожных слухов Франческо II в ночь с 4 на 5 сентября собрал новый военный совет.

На него были приглашены де Мартино и Пианелл[347], единственные министры, державшие сторону короля, генерал Кутрофиано и наши старые знакомцы: Боско, разбитый Гарибальди при Милаццо, и Сальцано, бывший комендант Палермо.

Все были мрачны. Король неподвижно сидел, перебирая четки, точно присутствовал при совершении мессы. Генералы не смели нарушать королевского молчания. Минуты шли за минутами, и эти неподвижные седые фигуры сидели безмолвно, напоминая собою выходцев с того света.

Наконец, король точно очнулся от глубокого сна. Он провел рукой по лбу, как будто желая разогнать какие-то мысли и вернуться к действительности.

— Господа, — сказал он, — вы знаете настоящее положение дел и то, зачем я вас призвал. Говорите же!

Он замолчал и апатично стал смотреть в землю.

Никогда тронная речь не была так коротка, но она, вероятно, произвела очень сильное впечатление на присутствующих, потому что все молчали, точно погруженные в глубокие размышления. На самом же деле каждый давно знал, что ему сказать.

Но давать высоким особам унизительные советы так неприятно, что всякий хотел предоставить эту обязанность другому.

Король обвел глазами присутствующих. На лице его мелькнуло выражение досады, которое отразилось на лицах его советников в виде суетливого беспокойства.

Сделав полукруг слева направо, королевский взгляд остановился на военном министре Пианелле, сидевшем по правую сторону его. Не смея ослушаться этого безмолвного приказа, министр встал с печально опущенной головой.

— Государь, — сказал он, — на мою долю выпала тяжелая обязанность. Но преданность моя вам, государь, не позволяет мне скрывать истину. По моему мнению, состояние армии не позволяет защищать Салерно. Этот богатый город, со всеми своими запасами и складами, должен быть оставлен как можно скорей. Капитуляция, а может быть и измена Калдарели делают невозможною защиту салернской позиции теми войсками, которые еще остались там. Подкрепления же послать мы не успеем, потому что враги наши наверное нападут раньше, чем это подкрепление достигнет своего назначения. Мы рискуем потерпеть еще одно поражение, пожалуй, более тяжкое, чем все предыдущие. Между тем, отступив к Неаполю и соединившись с гарнизоном города и гвардией, они, быть может, еще будут в состоянии остановить дерзкого авантюриста.