Куда возможно, они с Марко ездили на поезде, а куда нельзя, пробирались пешком.

Сейчас она направлялась к месту последнего адреса родителей Софии, Эльзы и Роберто Романо. Шагая туда, она думала о собственной семье, о том, что произошло с ее братом, которого она никогда не видела и о котором прежде не знала, о том, как случившееся подействовало на ее родителей. Кроме вспышек ярости, ее отец никогда не проявлял ни сильных эмоций, ни чувств, и она поняла, что он просто делал вид, что живет. Разве можно нормально жить после того, как потерял ребенка, первенца, к тому же при столь трагичных обстоятельствах? Да еще с такой сварливой женой, как ее мать, которая вела себя так, словно ее гложет какая-то тайная обида. Максин тогда понятия не имела, в чем дело, но мать вечно пилила свою дочь, образно говоря. Иногда Максин просто пропускала все мимо ушей, а потом уже поздно было спрашивать, в чем дело, или огрызаться. Девушка научилась не обращать внимания на колючки и не очень переживать по этому поводу. Ужасные обстоятельства гибели их сына многое объясняли, но ей все же было обидно, что родители не рассказали ей правды.

Продолжая идти, Максин глубоко вздохнула. В городе, полном бездомных голодающих людей, Марко собирался связаться с каким-нибудь отрядом местных партизан в надежде найти безопасное пристанище. То место, где они провели первую ночь, на вторую было подвергнуто налету за несколько минут до того, как они туда добрались, поэтому им пришлось ночевать в заброшенном флигеле неподалеку от главного железнодорожного вокзала вместе с бродягами и нищими из окрестных поселков и деревень, уничтоженных бомбежками. Даже те, кому было где жить, покинули собственные жилища под страхом опознания и ареста, что вряд ли удивительно, принимая во внимание расклеенные повсюду жуткие пропагандистские плакаты нацистов. Теперь люди жили в бомбоубежищах и в смрадных подвалах казенных строений по соседству с канализационными сетями или, если очень повезло, в нетопленых брошенных домах. Днем она видела этих людей, ютящихся на ступеньках церквей, бледных, похожих на привидения, в глазах которых надежда угасла вместе с гибелью всех близких.

С Марко они договорились встретиться позже в маленькой местной кофейне; он сказал, что там «стоячие» столики, как в кафешке «Деи Ритти» во Флоренции. Еще он в шутку предложил встретиться в «Греко» на Виа деи Кондотти, старейшем баре Рима, но она только фыркнула, представив себе, что от немецких офицеров там яблоку будет негде упасть. Время, когда еще можно было вести себя нахально, закончилось.