Джо не собиралась спрашивать, слова вырвались сами собой:

– Он знал? Ты рассказала ему…

– Про тебя? – Шелли грустно улыбнулась и покачала головой. – Конечно, нет. Он считал тебя моей подругой, и все. – Она снова покачала головой: – Храброй из нас двоих была ты, помнишь?

– Не такая уж я и храбрая, если закончила тем же, что и ты, – сказала Джо.

Шелли вздохнула и взяла ее за руку.

– Я не захотела возвращаться домой, поэтому оформила кредит и выучилась на логопеда. Последние пятнадцать лет провела, уча детишек правильно произносить дифтонги.

– Иди ко мне, дифтонг! – воскликнула Джо, раскрывая объятия. Позже она прошептала: – Ты меня прощаешь?

– За то, что не убежала со мной? – с легкостью озвучивая мысли Джо, спросила Шелли. – Брось! У тебя было двое маленьких детей. Не знаю, о чем я думала. Нелепая фантазия!

Джо перевернулась на бок, прижимая Шелли к себе.

– Теперь я здесь.

Шелли выставила свой домик на продажу и ухватилась за первое же хорошее предложение. В Коннектикуте она сняла квартиру, объяснив Джо, что спешить ни к чему – вдруг с годами они изменились и не смогут ладить, как прежде. Закончилось тем, что она проводила почти каждую ночь с Джо в Авондейле и, когда истек срок аренды, не стала его продлевать. Шелли устроилась логопедом в школьном округе в соседнем городке, Джо продолжила работать замещающим учителем. Летом они отправлялись в долгие путешествия, во время учебного года – в короткие: катались на лыжах в Вермонте, ездили в Нортхэмптон или в Нью-Йорк на выставки, концерты, спектакли. Они развесили по стенам яркие абстрактные картины, которые собирала Шелли, расстелили на полу коврики в индейском стиле и запихнули ее одежду – очень много одежды – в шкаф в спальне Джо и в комнате, где спали Мисси и Ким, когда приезжали домой. Шелли познакомилась с подругами Джо – с бойкой инициативной Джуди Прессман, с энергичной и стильной Стефани Зельчек, с Валери Коэн, писавшей диссертацию по романским языкам в Коннектикутском университете. Женщины приняли Шелли в книжный клуб, восхищались их с Джо историей и намеренно не упоминали Нони Скотто, которая когда-то читала книги, потягивала вино и растила детей рядом с ними. Шли годы, и они были счастливы. Если не считать сложностей с Лайлой.

Джо вполне понимала враждебность своей младшей дочери. Глядя на ситуацию глазами Лайлы, становилось ясно, что первое время после возвращения Шелли в жизнь Джо ей следовало относиться к своим материнским обязанностям более ответственно. Любовь пьянила и дурманила Джо, в результате нужды Лайлы, ее домашние задания и школьные обеды отошли для матери на второй план, вытесненные желанием каждую минуту быть рядом с Шелли, и только с ней. Джо морщилась, вспоминая, как в первые месяцы и годы то и дело отправляла Лайлу к отцу или к сестрам, иногда даже в Атланту провести выходные с Бетти, чтобы им с Шелли никто не мешал. Однажды она оставила пятнадцатилетнюю Лайлу одну, уезжая в путешествие. Она вручила дочери деньги и телефоны всех соседей, и та, разумеется, поклялась вести себя хорошо и заботиться о кошках. Когда Джо с Шелли вернулись, одна кошка пропала, а в доме пахло пивом. Водка, которую Джо держала в морозилке, на вкус стала как вода, одну картину прожгли сигаретой, на дорогом ковре появились подозрительные пятна. «Ну заходили ко мне друзья, – хмуро пробормотала Лайла, опустив глаза. – И что с того?» Джо понимала, что надо было с ней поговорить, посидеть и подождать, пока Лайла раскроется, может, даже заставить ее походить к психотерапевту, но ей не хватило ни сил, ни желания бороться с дочерью. Ким тогда уже работала юристом – получила отличное место в федеральной прокуратуре в Нью-Йорке, Мисси проходила летние издательские курсы в Рэдклиффском колледже и стажировалась на литературного агента в Нью-Йорке.