Ей показалось забавным, что внезапно он стал неловок, словно подросток. Соблазнительная, как никогда, испытывая острейшее удовольствие, разливающееся во всем теле, она спросила:
– И какой же уровень достоверности вы имеете в виду?
– Полагаю, все должно быть совершенно недвусмысленно.
– Я тоже так считаю.
Он никогда не надеялся поцеловать ее и даже обнять и боялся это сделать.
– Я боюсь приобщить свое несовершенство к вашему совершенству. Боюсь, что буду похож на человека, который только что проснулся утром.
– Я понимаю, о чем вы. Но я тоже просыпаюсь по утрам. Так давайте же с помощью моего совершенства выясним ваше несовершенство.
И они поцеловались, слившись в объятии, и это длилось и длилось почти десять минут.
* * *
Паря, будто на крыльях, влюбленный Жюль вернулся в дом, чтобы поработать над своим посвящением баховскому
Зато на улице позади поместья Шимански по-прежнему господствовала реальность. Как только Элоди скрылась за углом, направляясь на станцию, Арно и Дювалье синхронно распахнули дверцы своей машины. Выйдя на тротуар, Арно выразил их с Дювалье общую мысль:
– А это еще что за черт?
Когда Жюль и Элоди обнимались и целовались, Нерваль, сидя в своем неприметном «пежо», вовсю снимал их на камеру с моторчиком, а два детектива наблюдали за ним, не имея возможности пошевелиться, пока Жюль и Элоди не расстались и не разошлись в разные стороны. Как будто именно этого человека следовало допросить, Арно направился к «пежо» под углом в сорок пять градусов, существенно срезая путь. Он был достаточно крупный мужчина, и можно было подумать, что он блокирует машину на случай, если водитель вздумает уехать. Дювалье забарабанил в стекло со стороны Нерваля. Тот спокойно обернулся и усмехнулся. Дювалье постучал снова. Ноль реакции.
– Опустите стекло! – приказал Дювалье.
Нерваль уставился на него и не пошевелился.
– Зачем? – спросил он так тихо, что Дювалье понял, что́ он сказал, лишь потому, что прочитал это слово по губам.