– Одним выстрелом и бедро и голень?
– Нет, двумя.
– Как это можно случайно выстрелить в себя дважды?
– Он сказал, мол, ему показалось, что кто-то в него выстрелил, и он выстрелил в ответ. Теперь хромает, конечно. Вот что он пишет: «Дражайший мой Арно…»
– А родной язык у него какой?
– Французский. «Это письмо пришло вам около двух недель назад из ГУВБ[66] без пояснений. Я оставил его у вас на столе, но вы так и не появились, так что посылаю его вам. Конверт по ошибке вскрыли и заклеили скотчем, как заклеивают письмо, когда его рвут ненарочно или что еще. Я его не читал. И никто не читал. Надеюсь на скорую встречу, Коко».
– Может, тебе надо перевестись в наш комиссариат? – сказал Дювалье.
– Может, и надо. – Арно разрезал скотч, но прежде, чем вынуть письмо, глянул на почтовый штемпель. – Оно пришло в середине апреля. Сейчас август, так что это безусловно очень срочно.
В конверте лежало письмо и сложенный счет из парижского ресторана «У Рене», бульвар Сен-Жермен, 14. Арно скользнул взглядом по первым строчкам письма:
– Это от Рашида Бельгази. Ему разрешили уехать. Он вообще ни в чем не подозревался.
– Готов поспорить, он отправился в Сирию, – сказал Дювалье. – Я прав?
– Да. И что же он тут пишет?
Арно протянул письмо Дювалье.
– А пишет он…
– Я думал, ты не знаешь арабского.
– Ну, чтобы это прочесть, моих знаний вполне достаточно. Тут написано:
Он отдал письмо Арно.
– А это? – Арно повернул письмо лицевой стороной к Дювалье, чтобы тот перевел.
– «Во имя Аллаха, милостивого и милосердного», почерк на арабском такой корявый, как у пятилетнего, – не скажу, что у меня намного лучше.