Спиридон гадал, как тут-то поведут себя эти варяги. В Хотшине, видно, мытник токмо за дела принялся, не обвык, молод зело.

В Женни Великой бысть причал, яко в Смядынской бухте и возле стен Смоленска. К нему с обеих сторон и встали плотно обе ладьи. Обвязали столбы толстыми веревками. На берегу уже похаживали мужики в кожаных бронях, шишаках, при мечах на поясе, с копьями. Первым на пристань ступили Ёфур, Сньольв, Скари и еще один рыжий варяг по имени Кормак. Огненные усы у него свешивались чуть ли не до груди. Доски под ними скрипели. Медленно они выходили на берег. Остальным ладьи не велено было покидать. И все сидели наготове – могли тут же похватать топоры и щиты и кинуться на берег али, наоборот, ударить веслами и уйти в озерный простор. Но тогда как попасть на Дюну? Дюну, ведущую к родному морю Варяжскому. Хотя, как уже выведал Спиридон, бысть и другой путь: по той Вазузе, где его спасли варяги, нечаянно туда поднявшись, и далее в верховья, а там большой волок на Днепр; оттуда до Смоленску и чуть ниже, и снова волок – на Касплю; а по Каспле уже и до Дюны.

Варяги со Сньольвом ушли в повалушу и долго не показывались. Остальные все сидели на своих местах, покачиваясь. Волна играла ладьями, и борта скрипели, веревки постанывали. На берегу уже крутилась вездесущая ребятня. С детьми бегали собаки, лаяли. Протозанщики хмуро на них поглядывали, покрикивали. Но ребята и не слушали. Двое уже пробрались на мостки и приближались к ладьям, правда, враз оробев. Глазели на драконьи главы, венчавшие носы, на собранные паруса, на разноцветные щиты, на гребцов, простоволосых и в шлемах. Варяги скалили зубы в ленивых улыбках. Как всегда на озерах, кричали чайки. Пахло рыбой, дымком.

Ження Великая, повторял про себя Спиридон. Ее и зрел батька Василий. Может, по этим скрипучим мосткам и ступал…

Он так и не видел отца мертвым и все же до конца и не мог поверить в то.

А что мамка Василиса? Ведает ли? Про батьку и про него… Ждет…

Наконец из повалуши вышли варяги. Рыжеусый Кормак, пройдя до мостков, что-то крикнул, и все в ладьях зашевелились. У Спиридона сердце ёкнуло – драться али уплывать? Но никто не спешил. Переговариваясь и покашливая, вставали и брались за узлы с ядью, за тюки с коприной, персиянской посудой, за брони, оружие и все выгружали на мостки. Кто-то уже нес груз дальше, на берег.

У Спиридона отлегло от сердца. Значит, все порешили миром. Он оттащил на берег котлы, мешок с плошками и ложками. Скари кивнул ему, улыбнулся. На берег сошла последней и девица, Спиридон уже знал, как ее кликали: Нагме. Теперь на ней было голубое платье в желтых то ли цветах, то ли бабочках. На рыже-медных косах легкий пестрый убрус зеленого цвету. Русские мужики и ребятня все разом уставились на нее, как она легко ступила на брег.