Скари велел ему тоже занять пустующее место и взяться за весло. Мужик со вздохом уселся, поплевал на ладони и начал грести.

Берега озера были черны. Токмо леса вокруг стояли. Над ними горели колосья спелых созвездий, и в воде они отражались, будто уже и осыпались. А ведь и летели звезды, то одна, то другая, как то обычно и бывает в жнивень. В небесах колосья и в водах. То – теперь, а то – будет, так ли?

Словно Ермила Луч здесь и собрал перстами настоящее и будущее, заплескал волнами звуков. А на самом озере уже ни морщинки не было, все утихло. И токмо веслами варяги гнали волны, упорно вели ладью скрозь времена.

Спиридон греб, не чуя уже никакой боли в плече, и посматривал то вверх, на звезды, то в воду, а то на вежу, в коей скрылась девица. Камень на его груди странно и холодил, и теплил кожу.

Вот будто и началась река. Скари прошал. Рюма Сало из Женни Великой отвечал, что ни, то ишшо не Двина.

Вдруг нанесло запахом жилого. Весла стали опускаться вразнобой как-то сразу.

– Весь будет, – молвил мужик Рюма Сало. – Там.

И точно, лес на берегу чуть отступил и показались темные одрины. Все до единой темны. И уже забрехали собаки. А люди в одринах тех спали, небось, и не ведали, что в начале-то озера сотворилось, да и с Женней Великой. Тута у них мир да благодать. Хотел бы Спиридон и остаться в том месте, на озерном просторе… Али дотянутся сыроядцы?.. Сыроядцы сыроядцами, но и свои не лепше. А все ж таки жаль было их, ратников-то, что тонули, аки кутята. Свои.

А он бысть с этими молчаливыми варягами, зализывающими раны.

Ладья шла мимо веси. И там не вспыхнул ни огонек. Может, кто и встал с сенного лежака, выглянул наружу, узрел плывущую темную громадину, погадал, скребя затылок, хто такия? Да и вернулся к теплому боку женки, перекрестясь: мимо, пронесло, уведи, осподи, ночных гостей дальше.

Влево ушел глубокий рукав. Рюма Сало из Женни Великой сказал про него.

Снова озеро сужалось. В лесу ломанулся зверь. Все смотрели. Стихло.

За горловиной бысть островок. На нем бы и заночевать. Все уже вымотались, одурели от волока, жаркой сшибки, гребли, голода. Спиридон и весло не мог держать, руки крючило, спина разламывалась. Пахло озером, но и резко – потом и спекшейся кровью.

Прошли мимо островка, и мужик из Женни Великой указал на другой рукав, уводящий вправо. А и правда, тут можно было бы заплутать.

Обогнули мыс и пошли налево.

– Уж скоро! – выдохнул Рюма Сало.

Плыли молча. Мужик сопел, поглядывал на Спиридона.

– Слышь, отроче, а ты откудова с имя-то? Как прибился? Волей али неволей?