Руперт вернулся, и ему тогда подумалось, что теперь его отношения с ней изменятся до неузнаваемости. Но они остались прежними, и в этом он винил Руперта – настолько поглощенного своими бедами, которые, как сердито думал он, Руперт сам на себя навлек. С другой стороны, большинство своих бед люди навлекают на себя сами, иронически рассуждал он, а чем лучше Руперт?
Он уехал во Францию, но удовлетворенности так и не обрел; он сам не знал толком, чего ему недостает, понимал лишь, что перспектива одинокой жизни его не прельщает. А когда Полли прислала ему телеграмму, он попытался поговорить с ней по телефону и услышал, что Клэри в беде, он со всей отчетливостью осознал, что любит ее.
Когда она открыла ему двери на Бландфорд-стрит, он, едва взглянув на нее, испытал страшное потрясение. Она выглядела ужасно, будто ей нанесли смертельный удар. С другой стороны, усталой она казалась уже несколько месяцев: как и следовало ожидать, она влюбилась со всей изнуряющей страстью, а он изводился от инстинктивной неприязни к ее избраннику и всей этой гадкой и безотрадной ситуации в целом. Но теперь стряслось что-то еще хуже. Поначалу он решил, что это что-то – просто разрыв, что она нуждается в утешении и поддержке, чтобы пережить тот самый пресловутый тяжелый период, обычный в таких обстоятельствах. Ему и в голову не приходило, что она беременна, а тем более – что эта парочка объединилась, отшивая ее. Когда же оказалось, что Первый номер даже видеть ее не желает, вместе с бешенством он испытал облегчение, однако это значило, что решать вопрос с ее беременностью предстоит ему. Спешить он не стал. Он успокоил ее и заставил отдохнуть. Ее так тошнило, что есть она могла лишь вечером, и он был готов сводить ее поужинать. Разумеется, он не хотел, чтобы она рожала ребенка от этого негодяя, и вскоре выяснилось, что Полли того же мнения. Но они согласились с тем, что давить на нее нельзя, надо предоставить ей право выбора.
Она выбрала аборт, и он отвел ее, дождался и забрал. После этого она, похоже, впала в отчаяние иного рода. Он повез ее на Силли – очаровательный островок, заставил много гулять, научил сложным карточным играм, поочередно с ней читал вслух роман, и главное – вызывал на разговоры о Первом номере и его жене. Но хотя все это в одном отношении помогало, в другом ей стало только хуже. Он быстро сообразил: высмеивая Ноэля, он помогает ей избавиться от влюбленности в него, но вместе с тем усугубляет ее и без того острое чувство униженности. И он перестал и попытался заинтересовать ее писательством – которое Первый номер в буквальном смысле слова изничтожил. Она срывалась на него, отказывалась есть как следует, часто замыкалась в упрямом молчании на долгие часы, но в конце концов однажды, когда он огрызнулся в ответ, спросила: «Как мне быть? Я не