«Едва мы приблизились к первым бивакам, – рассказывает Тиар, – как император был узнан, и все гвардейцы встали. Мы не прошли и 50 шагов, как император споткнулся о какое-то бревно и чуть ли не упал. К счастью, мы его вовремя поддержали. Тогда гренадеры по своей собственной инициативе схватили солому, на которой они лежали, и сделали из нее нечто вроде факелов, с которыми они стали освещать нам дорогу, наполняя воздух восторженными криками. Это событие словно зажгло электрическую искру – вдруг по всей линии запылали огни…»[790]

Нужно сказать, что о том, как начался этот необычный праздник, существует почти столько же версий, сколько при этом находилось свидетелей. Причем все утверждают, что император споткнулся именно на их биваке и солдатам именно их дивизии пришла в голову идея осветить путь полководцу. Но, скорее всего, прав Тиар, и ликование началось именно с гвардейского бивака.

Напрасно Наполеон восклицал: «Тише! До завтра! Думайте сейчас только о том, как заточить свои штыки!» Скоро весь фронт 70-тысячной армии стал наполняться яркими огнями импровизированных факелов. Отовсюду раздавался громовой крик: «Это годовщина коронации!.. Да здравствует император!» «Этот крик любви и энтузиазма распространялся во всех направлениях, подобно импульсу, – вспоминал велит гвардии Баррес. – Это было всеобщее ликование, столь радостное и спонтанное, что сам император был ошеломлен. Все это было чудесно, восхитительно!»[791]

«Останавливаясь на каждом шагу, – рассказывал адъютант Сульта, – и добродушно разговаривая с храбрецами, приветствовавшими его, император довел энтузиазм до самой высшей степени. “Пойдем сражаться сейчас же! – кричали одни. – Веди нас этой же ночью к славе!” Другие восклицали: “Битва будет в семь часов утра, победа в полдень!” Один из гренадер, словно отвечая на фразу прокламации, прокричал: “Императору не надо будет завтра подвергать свою жизнь опасности”, другие во всю глотку орали: “Мы будем сражаться штыками!”… и тысячи других энергичных восклицаний раздавались отовсюду, и в каждом была любовь, восхищение и доверие солдат к командиру, ставшему их идолом… Едва только император покидал лагерь одной дивизии, как крики “Да здравствует Наполеон, наш непобедимый полководец!” провожали его и раздавались еще долго»[792].

Никогда еще армия не приветствовала так своего главнокомандующего, не встречала его такими изъявлениями преданности, восторга и готовности без колебаний отдать за него жизнь в смертельной схватке. Восхищенный, растроганный почти до слез, император воскликнул, вернувшись на свой бивак: «Вот самый прекрасный вечер в моей жизни!»