Босвель выглянул в окно и увидал, как принц-супруг въехал в ворота замка. Босвель топнул ногой; на его лбу от бешенства налились жилы.
– Клянусь Богом, – скрипнул он от злости зубами, – такое издевательство королева Шотландии не должна была бы стерпеть. Это – подлое лицемерие! Граф Леннокс заслуживает казни за свое письмо. С вами – королевой – играют, словно с влюбленной девчонкой!
– Успокойтесь! – ответила королева, которой совсем не требовалось никакого подзуживанья, так как у нее и без того вся кровь хлынула в голову. – Быть может, болтают, что я сама вынудила жестоким обращением Дарнлея покинуть меня. Пусть он обвиняет меня, но клянусь Богом, если он осмелится сделать мне хоть один упрек, тогда я отвечу ему так, как следует; тогда суду придется разобраться, кто из нас виноват!
Королева приказала немедленно созвать тайный совет и попросить французского посланника присутствовать на заседании.
Когда собрались все лэрды, то пригласили также и Дарнлея. Слух, будто он сбежал, уже распространился среди всех. Дарнлей знал, что королева получила письмо его отца; он не осуществил намерения сбежать и таким образом мог сказать, что надежда примириться с Марией удержала его в Шотландии. Этим он рассчитывал дать доказательство, что не замышлял никакой измены. На заседание тайного совета он явился с видом человека, уверенного в своей победе: по его мнению, в присутствии лордов Шотландии Мария не могла не помиловать его, раз будет доказано, что он невиновен; если же он заговорит о своей любви к ней, то она не посмеет оттолкнуть его, не доказав таким образом всему свету, что сама только и думает, как бы порвать брачные узы.
– Ваше высочество, – начала Мария, и уже ее холодный, строгий тон заставил его вздрогнуть, – мы поставлены в известность, будто вы замыслили оставить Шотландию и поискать себе убежища во Франции. Я не хочу спрашивать французского посланника, не завязывали ли вы с ним таких переговоров, которые могут быть сочтены государственной изменой, равно как не хочу допытываться о том, что заставило вас отказаться от своей мысли. Я остаюсь при одном: вы собирались тайно покинуть страну и принимали меры к обеспечению бегства. Ваше высочество, если вы таили при этом какую-либо преступную мысль, то я не смею и не могу ставить вам это в укор, так как вы отказались от нее вполне добровольно. Но я требую ответа, что привело вас к подобной мысли? Мы, к сожалению, уже испытали, что некоторые из наших подданных пустились на открытые бунтовщические деяния, так как хотели добиться того, чего им не присудил бы никакой суд в стране. Но то, что вы, наш супруг, искали средства для тайного побега, что вы могли думать хоть один-единственный момент об этом, служит уже обвинением против нас и заставляет предполагать, будто мы лишали вас приличествующих вам прав и защиты, которых вы имели право требовать. Предъявите тайному совету ваши обвинения! Мы готовы защищаться против каждого обвинения и представить законные доказательства, но потребуем также, чтобы их проверили и указали нам, как мы должны поступать, чтобы быть справедливыми по отношению к самим себе, раз тот образ действия, который казался нам целесообразным, вызовет нарекания!