– Закрой глаза, – велел он. – Выброси из головы всех и вся. Все эти страдания и боль, добро, которое ты творишь здесь, свою любовь к родным. На мгновение подумай только о себе. Представь, что ты вольна ехать куда угодно и заниматься чем угодно. А теперь скажи мне, Мину, что ты видишь?

Девушка некоторое время молчала.

– Библиотеку, – произнесла она наконец негромко. – Себя за столом. Если бы у меня была свобода выбирать, без оглядки на ограничения, накладываемые на меня моим полом, я пошла бы учиться. Да. Здесь, в университете Тулузы, или в Монпелье. Я жгла бы свечу ночь напролет, не заботясь о том, сколько это стоит. Я читала бы и читала, не боясь, что перенапрягу глаза. Я научилась бы дискутировать и думать, я… а, ничему этому все равно не бывать.

Пит обхватил ее лицо ладонями:

– Разве не за это мы боремся? Не за право хотеть перемен и иметь возможность делать что-то по-другому, по-своему?

– Это война за веру.

– Война за веру всегда больше, чем просто за веру, – возразил он. – И почему женщины не могут учиться? В нашем храме мы поощряем женщин читать, высказываться вслух. Они – наши лучшие умы, без предрассудков.

– Если это то, к чему призывают гугеноты, тогда не удивительно, что перейти в ваши ряды столько желающих, – засмеялась Мину.

Пит вспыхнул:

– Возможно, я тут выдал свои собственные взгляды за мнение обычного протестанта, и все же, полагаю, история докажет мою правоту.

– Поживем – увидим.

Мину наклонилась и поцеловала его, зная: что бы ни ждало их в будущем, она ни за что не согласилась бы пожертвовать ни единым мигом этой ночи.

– Мадемуазель? – послышался с порога детский голос. – Там тому студенту, Пруверу, совсем плохо!

Мину с Питом поднялись на ноги и вернулись обратно в часовню. Она склонилась над раненым, послушала, как булькает что-то у него в груди, потом посмотрела на Пита и покачала головой:

– У него полные легкие крови. Мы сделали все, что было в наших силах, но его раны слишком серьезны. Ему осталось всего ничего.

Пит опустился на колени рядом с ним:

– Я здесь, друг.

Ресницы Прувера дрогнули.

– Это ты, Рейдон?

– Я здесь.